Блокировать боль я тоже теперь умел. И был настолько самонадеян, что не считал это очень большим достижением. Шагая к обломку скалы, я уже видел и понимал всю систему рычагов, стопоров и пружин. Знал, что нужно делать для того, чтобы открыть пещеру в следующий раз. Ведь это так просто! Нужно всего лишь найти точку приложения силы.
Легкого толчка оказалось достаточно. Скала плавно продолжила остановленное движение и привычно опустилась на место. Туда, где всегда и лежала. Земля дрогнула. Глубоко под ногами загудели своды пещеры. С края обрыва сорвались мелкие камни. Покатились по склону, рождая лавину. Сработал и встал на взвод механизм противовеса.
Вопреки ожиданиям, дед меня даже не похвалил. Лишь хмыкнул, пожал плечами, по-хозяйски прошелся вокруг обломка скалы. И вдруг, резко взмахнул правой рукой. От монолита откололся кусок размером с доброго поросенка и свалился мне под ноги. Я еле успел отскочить.
В этом деле он был непревзойденный мастер. Чай он всегда пил вприкуску. Рафинада не признавал. Я, помнится, все удивлялся, когда он колол кусковой сахар. Повертит грудку в руке, бац! рукояткой ножа - и нужный кусочек уже у него во рту.
Теперь и я это умел. Законы природы универсальны. Нужно лишь выбрать точку приложения силы, а скорость удара подскажет рука. Я легко покрошил этот камень, не касаясь его поверхности.
- Сумеешь ли угадать, каким будет следующее задание? - уже с интересом спросил дед.
Это уже игры со временем. Я сконцентрировался, как только мог. Собрал свои мысли в кулак и доверился им. Потом выделил из эталонного времени одиноко стоящую поленницу дров, переместил ее в ближайшую вероятность, распахнул линию перехода и резко выбросил правую руку ладонью вперед, к самому ее основанию. Поленья рассыпались, закувыркались в траве, но ни одно из них не упало с обрыва.
- Ах, как нехорошо! - засмеялся дед. - Люди старались, работали, а ты вон чего натворил!
Думает, что поймал, ну ладно! Я резко замкнул линию перехода. Поленница снова стояла нетронутой в своем эталонном времени.
Ну, держись, совхоз, поквитаемся!
Дед помрачнел. Не иначе, услышал:
- Антон! То, о чем ты подумал - для Хранителя недопустимо! - Первый раз он назвал меня взрослым именем.
- А что? - возразил я с обидой. - Они нас ловят по одному и бьют ни за что. Уже в кино без родителей не сходить. И вообще, их больше чем нас и было б по-честному...
- Все, сядь! Ничего больше не нужно ни показывать, ни рассказывать. Я и так все хорошо понял, - жестко сказал дед. - Впрочем, нет! Сотри у себя со щеки этот шрам!
Шрам был давнишним. Его я заполучил еще на Камчатке, когда ходить еще, толком, не научился. Перебегал дорогу перед раскачивающимися качелями, а они почему-то не остановились. Все зажило давным-давно, но место удара выделялось белым пятном на загорелой щеке и, как говорила бабушка, портило весь вид. Так что мне этот шрам было нисколько не жалко.
- А теперь убери тотем!
- Что за тотем?
- Я говорю об этом! - Дед потянул за ворот моей рубашки. Пуговицы разошлись, и там я увидел... вожделенный предмет безнадежной зависти к деду - цветное изображение атакующего в прыжке леопарда. Точно такое же, как у него!
- Жа-а-алко! - завыл я и захлебнулся слезами.
- А мне вот, тебя жалко! Тотем - дело приходящее. Он вернется на грудь, как только голова поумнеет. А вот с ним на груди ты рискуешь не поумнеть никогда.
Дед намекнул очень иносказательно, что меня могут убить. Кто и за что?
Не переставая всхлипывать, я предал свою мечту. Изображение сначала выцвело. Потом исчезло совсем. Не осталось ни припухлости, ни красноты. Регенерировать новые клетки гораздо проще, чем блокировать боль.
- Ты доволен? - спросил я довольно мстительно.
Дед, роняя табак, сворачивал самокрутку. Во всех моих неудачах он всегда виноватил только себя. Иногда для проформы поругивал бабушку: балуешь, мол! Но сейчас... Кто помимо него, мог сполна оценить все величие этой жертвы?
И мне, вдруг, стало его жалко. Так жалко, что я разрыдался в голос:
- Прости меня, дед!
Он все понял без слов. Да и зачем слова, если читаешь мысли?
Потом мы вместе вспоминали о бабушке. Дед спросил, чтобы поднять мое упавшее настроение:
- Как там наша Елена Акимовна? Пора бы нам ехать обратно. Самое время картошку копать. Что она там, интересно, стряпает? Не скучаешь по пирожкам?
- Твоя курица намного вкуснее!
Конечно, приврал. Но это была ложь во спасение. Ведь я до последней секунды надеялся, что дед, как обычно, простит и оставит мне Звездные Знания. Но тут я с ужасом понял, что невольно обидел бабушку. Нужно было как-то выкручиваться:
- Я знаешь, как по ее пирожкам скучаю?! Только она ничего не печет. И вообще ее нет дома. Они с тетей Зоей на почте. В очереди стоят. Хотят за свет заплатить.
Я видел это столь явственно, как будто касался руками складок широкой юбки.
Дед впервые по-настоящему удивился. По-моему, он ничего этого не умел. Как Хранитель, я был повыше его. Ведь каждый из тех, чьи факелы пылали в пещере, подарил мне что-то свое, особенное, отличное от других.
- А что делает бабушка Оля?
Я сначала представил, а потом увидел ее, идущую по двору с охапкой сена в руках.
- Лыску сейчас будет кормить. А потом собирается идти по соседям. Будет людей собирать, если мы через час не вернемся.
- Интере-е-есно! - нахмурился дед. - Может, ты знаешь, что я собираюсь сделать?
- Знаю, - сказал я, как ухнул с обрыва, - ты хочешь отнять у меня... все это.
Ему стало не по себе.
- Тошка! - сказал дед ласково и печально. - Ты уж прости меня, старого дурака. Всех нас прости. Я верил, я знал, что ты с честью пройдешь испытание. Но честное слово, надеялся, что ты станешь если не взрослым, то хотя бы мудрым и умудренным! Мне жаль, что ни я, ни другие, не дали тебе самого главного: хоть чуточку здравого смысла, благоразумия. А без всего этого, также как без стремления самому чему-нибудь научиться, ты не сохранишь Звездные Знания. И они тебя тоже не сохранят.
Я все ниже и ниже опускал свою глупую голову. Как это больно - терять! Но больше всего мне было обидно за деда. Я так и не смог оправдать его помыслов и надежд.
Он понял и это:
- Не отчаивайся! Придет и твой вечер. Ты снова вернешься сюда и согреешься дымом костра. А потом пройдешь новое испытание, обретешь свое звездное имя и все, что утратил теперь. А может быть, даже больше. Я дарю тебе это утро, как сон. Ты будешь видеть его по ночам. Верить ему и не верить. И просыпаться, чтобы забыть. Но когда-нибудь вспомнишь все. И те, чьи факелы опять запылают в пещере, будут вести тебя к этому дню, к обретению новой истины. Я буду одним из них. Да помогут тебе Звезды!
