– Вот тебе версия: я предполагаю, что кто-то, куда-то, чего-то возит.
– Это ты уже говорил, – нетерпеливо перебил Сюняев.
– Да, но я предполагаю наличие центров притяжения. Все стекается в одно-два места. Надо установить факт, а потом установить цель. Этим ты и займись на досуге. И прошу: не форсируй, запасись улыбками, действуй ласковым словом. У меня есть еще зацепки, но пока я их тебе не дам. Может быть ты на них с другой стороны выйдешь.
– Спиридоновщина, – произнес Сюняев брезгливо. – Таинственщина и многозначительщина!
– Зато приятно, – невозмутимо заметил Гиря, утыкаясь в какие-то бумажки. – Держишь все нити в руках, чувствуешь себя спасителем человечества.
– У меня дочь на выданье, а ты гоняешь как лошадь. Я, наконец, мемуары хочу писать!
– Затем и гоняю, чтобы было о чем.
– Чувствую, сдохну где-нибудь на Марсе, и внук даже не узнает, какой орел был дед.
– Был бы внук, а уж мы тебя запишем на скрижали – будь покоен. Жениться надо было вовремя, – буркнул Гиря.
– Без внука работать как вол не желаю! – сварливо заявил Валерий Алексеевич. – Ты начальник – должен обеспечить все условия для нормальной работы.
Гиря поднял голову от бумаг:
– Послушай, Валера, ты хоть думай, что говоришь. Сына – еще туда-сюда, но внука-то как я тебе обеспечу?
– Не знаю – это твои проблемы… И еще, у меня подозрения, что моя жена мне изменяет. Прими меры.
– Кого подозреваешь?
– Кикнадзе.
– Чушь. Меня бы заподозрил – я бы понял… И на кой бес тебе жена? Жена внука не родит.
Разговор угас. Сюняев поднялся.
– Ты все мне сказал? – поинтересовался он. – Может еще какую пакость припас? Тогда давай сразу.
– Все.
– Тогда я пошел. Дочь буду воспитывать.
– А! – Гиря встрепенулся. – У меня идея. Давай-ка мы Глеба к твоей Валентине пристроим. Ты его пригласи в гости, приласкай.
– Не знаю, не знаю.., – Валерий Алексеевич бросил задумчивый взгляд в мою сторону. – Мы-то с Глебом общий язык найдем, а вот Валентина… Совершенно неуправляемое существо! Нет, женщины для меня непостижимы…
– Ты только санкционируй, а дальше тебя уже не касается, – напористо сказал Гиря.
– Ну, допустим, санкционирую. И что?
– И все. И будь здоров. А мы тут с Глебом еще пошепчемся. – Гиря повернулся к сейфу.
– Между прочим, Глеб, дочь истребовала твой видеокод, – сказал Сюняев, проходя мимо и делая мне ручкой в знак сочувствия. – Так что жди звонка…
И вышел за дверь. Пока я размышлял над этим фактом, Гиря извлек из сейфа свою синюю папку и водрузил на стол, пробормотав:
– Э-эх, грехи наши тяжкие… Бумажки, бумажки, бумажечки!.. Где оно тут?.. Обрати внимание, сегодня за весь день ни одного звонка. Как думаешь, это неспроста?
– Нет, скорее случайность.
– Случайность, как говаривал покойный Спиридонов, это плохо осознанная необходимость. Видеофон я отключил к чертовой матери, а по селектору фигурирует мое доверенное лицо в лице Василия Куропаткина. А меня после обеда нет. Ибо… – Гиря махнул рукой. – Короче, надоели все. Хочется сесть и поразмышлять. Вообще осмыслить ситуацию.
– В связи с Калуцей?
– И с ним тоже. Посажу тебя в крэсло, а сам уйду в отпуск. То-то Сюняев взбесится!
Обычно в отсутствие Петра Яновича, его замещал Валерий Алексеевич. В эти редкие дни никто нас не беспокоил, и существенно уменьшался поток бумаг, требующих нашей согласующей подписи. Ибо все знали, в чьих руках полномочия и бразды правления. Количество фиксируемых происшествий уменьшалась в три раза. Гиря однажды даже предложил снять себя с должности и посадить Сюняева навечно с целью улучшения показателя безаварийности втрое. Как сказал Гиря, предложение было отклонено с формулировкой: "не сочли целесообразным". "Все так перепугались, что даже формулировку не сумели подобрать", – раскрыл тайну Петр Янович.
– Он мне этого по гроб жизни не простит! – буркнул я.
– Заблуждаешься, – сказал Гиря рассеянно. – Валера не любит нести бремя ответственности, и будет резвиться, как ребенок. Все получат массу удовольствия…
Он выудил из кипы в папке какой-то документ, прочитал и удовлетворенно щелкнул по нему пальцем.
– Вот, Глеб, зачем я тебя тормознул. Ты будешь изучать отчет по "Вавилову". Это официальный документ, и многое там осталось за кадром. В связи с разными, мягко говоря, обстоятельствами. Сначала я хотел, чтобы ты сам откопал там несуразности. А я знаю, что они там есть, потому что именно я их там разместил. Но теперь я это целесообразным не считаю, потому что ситуация не та. Я как-то подспудно исходил из идеи тебя поднатаскать, а ведь теперь, по сути, мы начинаем это дело доследовать. Неофициально, разумеется. Поэтому некоторые дополнительные факты ты должен знать априори.
Гиря выдержал паузу.
– А именно. В деле фигурирует "Заключение экспертной комиссии..".. Так вот, тогда никакой комиссии на борту "Вавилова" не было, да и быть не могло. И это заключение – липа от начала до конца. Фактическая сторона происшествия в нем трактуется верно, но, в целом, это вода. Калуца производил на борту эксперименты. Собранная информация фиксировалась на магнитных носителях. После аварии носители осталась на борту – их, в силу некоторых причин, не изъяли. И "Вавилов" с этой информацией улетел. Кроме того, на борту должен был остаться бортовой журнал. Калуца сшибся с ГУКом вот в какой точке. После возвращения на Землю, Калуца страстно захотел получить в свои руки эти самые носители. Для этого нужно было перехватить "Вавилов", а перехват на такой орбите – это… Все перепугались до смерти и начали городить одну глупость на другую. Когда ты прочтешь отчет и овладеешь деталями, ты многое поймешь. А после мы еще поговорим, и я дам свою трактовку. Так вот, Спиридонов, перед тем как умереть, вздрючил Шатилова до такой степени, что тот землю рыл рогом, и заставил таки, уже задним числом, обследовать "Вавилов". И его обследовали. Но фактического заключения реальной технической комиссии в деле нет. И вот почему. Аппаратура Калуци была в наличии, магнитные носители изъяли и проверили. И выяснилось, что никакой информации на них нет. Ни байта! Ни-че-го. И даже более того. Носители и аппаратуру изъяли, а вот бортовой журнал сколько не искали – найти не могли. Между тем, Калуца и Сомов в один голос утверждали, что журнал был спрятан где-то на борту Свеаборгом, впоследствии трагически погибшим на Марсе. Причем, сколько я не пытал Сомова, он от этого не отрекся. Журнал, таким образом, исчез бесследно. А ведь он был! И Сомов лично видел, как Свеаборг, исполнявший после аварии обязанности капитана, вносил в него последние записи. Лично я убежден, что Свеаборг не уничтожил бортовой журнал. В этом не было никакой необходимости. Абсолютно! Я уже пятнадцать лет ломаю голову над этой загадкой. Но это пустяк, по сравнению с тем, что случилось с носителями. Их доставили на Землю, подергались и, в конце концов, передали таки Калуце. Когда он узнал, что информации нет, он настолько взбеленился, что и передать невозможно. Знал бы ты, что он мне тут орал… Мы ведь со Спиридоновым с ним договорились и обещали, что головы положим, а больше ему от ГУКа ничего, кроме этой информации, и не было нужно. Так вот, Калуца взбесился и потребовал независимой экспертизы. Таковую произвели в Департаменте Общественной Безопасности, и дали заключение, что на эти носители никто никогда никакой информации не писал вообще! Понимаешь? Никто, никогда, никакой! И акт этой экспертизы – вот он, у меня в руке! – Гиря показал мне издали свой листок. – Тут уж я взялся трясти Калуцу и Сомова, а они отбивались и стучали себя в грудь…
