— Его за один день не убедишь, — с улыбкой прошептала Бекки на ухо Саймону. — Надо дать ему время.
Проводя время вместе, они регулярно ездили в Лондон. Это был тот минимум, который Саймон мог сделать в обмен на то, что принимал в наследство чужой дом. Он обсудил вопрос о наследстве старика с Маркусом, но тот был совершенно счастлив тем, как все устроилось. Говард оставил ему достаточно денег, чтобы Маркус мог жить со всеми удобствами, не заботясь о необходимости зарабатывать деньги, и он совершенно не желал брать на себя заботы о содержании такой крупной собственности. Саймон собирался вместе с Маркусом сделать там ремонт. Когда дом будет готов к продаже, они придут к какому-нибудь решению, чтобы Маркус мог получить финансовую прибыль и чтобы у него было где жить.
Однако Бекки было ясно, что их новый друг был не в порядке. Во время одной из поездок в Лондон они миновали группу мужчин в военной форме, и Маркуса начало трясти так отчаянно, что они были вынуждены увести его с улицы.
— Они приходят за тобой ночью, как это было с моим дедом, — сказал он, принимая стакан воды и поднося его к трясущимся губам. — Они наблюдают исподтишка, потому что они нас ненавидят.
— У них уже нет никаких причин нас ненавидеть, — настаивал Саймон. — Человек, который так их настроил против нас, уже умер. Я же показывал тебе телепрограмму о нем, помнишь?
— Но всегда есть кто-то другой, кто займет его место, и следующий за ним.
— В мире больше нет стран, подобных Германии 30-х годов, — сказала Бекки.
— А как же Америка? Самая мощная страна в мире, и все же ее корпорации коррумпированы, люди в ней экономически порабощены, а ее руководители сделали угрозу миру краеугольным камнем своей внешней политики. Почему прошлое почти ничему никого не научило?
— Даже я не могу ответить на этот вопрос, — признал Саймон. — Иногда даже демократии бывают небезупречными. Мир улучшился, но он все же не изменился полностью.
— Я бы просто хотела заметить, Маркус, что все войны в мире были затеяны мужчинами, — сказала Бекки.
— Неправда. Маргарет Тэтчер, Фолклендские острова, Утопи «Белграно».[31] — Саймон поднял бровь, глядя на Бекки за спиной Маркуса. Они спокойно могли спорить при нем, даже в те дни, когда он бывал напуган.
— А что же будет тогда, когда ты встретишь симпатичную девушку? — спросил Саймон. Они находились перед последней лункой курса «Крейзи гольф». Саймон ударил, и мячик загрохотал внутри зеленой деревянной ветряной мельницы. — Тебе же захочется иметь дом, где вы будете жить вместе и воспитывать детей. Может, все-таки оставишь дом? Ты теперь умеешь самостоятельно делать массу вещей. — Он отправил мячик в лунку.
Бекки решила, что замечание было бестактным с учетом того, что Маркус по-прежнему с трудом выходил в одиночку, но Майкл, их раввин, не согласился:
— Что ему нужно — это хорошая еврейская женщина, которая за него возьмется, кто-нибудь, кто просто хочет быть женой и матерью, ну, может еще и хозяйкой. Все в порядке, все в порядке, — он стукнул по своему мячику и перекинул его через бетонный разделитель. — Это старая идея, я знаю, но поверьте, вокруг живет огромное количество девушек, которые хотят именно этого.
— У меня есть право высказаться по этому вопросу? — спросил Маркус.
— Нет, — сказали все в один голос.
— Я думаю, вы только что придумали себе работку, рабби, — сказал Саймон.
— Какую работку?
— Вы должны помочь нам познакомить Маркуса с кем-нибудь. Подумайте об этом как о долгосрочном вкладе — размеры вашей паствы через некоторое время увеличатся.
— Чего только не сделаешь, чтобы наполнить дом, который Господь накрывает крышей, — сказал Майкл, устраивая мячик для следующего удара. — Договорились. Но я хочу получить от этого брака по крайней мере четырех детей.
— Хороший раввин должен всегда быть готов достичь соглашения, — сказал Саймон. — Ваш ответ подтверждает, что вы выбрали правильную профессию. Давайте признаемся: профессионального игрока в гольф из вас все равно не вышло бы.
Майкл сдержал слово. Девушку звали Сарой. Она была на три года старше Маркуса и была единственной до сих пор незамужней дочерью в одном реформистском семействе, владевшем компанией по производству белья в соседнем городе. Она была невысокой и изящной, с блестящими темными волосами, которые доходили ей до середины спины, и в ней читалось упрямство, которое пронизывало ее характер, как стальной стержень. Майкл познакомил их в синагоге, а затем пригласил выпить кофе. Довольно скоро они с Маркусом уже были сильно влюблены друг в друга.
Сара знала, в какую историю ввязывается. Семейный врач Сильверштейнов рассказал ей о шатком душевном состоянии Маркуса откровенно и не делал попыток пробудить ложную надежду. Он предупредил ее, что хотя условия для развития болезни были заложены еще отцом Маркуса, но и сам Маркус, и его мозг мало способствовали тому, чтобы облегчить ситуацию. Без сомнения, со временем ему станет хуже, если те, кому он доверяет, не помогут ему бороться с болезнью.
Но именно сам Маркус испытывал сомнения в своей готовности сделать предложение. Ему никогда не был нужен никто, кроме отца, и надо было еще, чтобы новая идея пустила в нем корни. Осознавая, что он пытается женить другого человека, не решившись связать себя самого, Саймон наконец-то сделал предложение Бекки.
Обе пары сочетались браком в синагоге Майкла. На свадьбе Маркуса и Сары со стороны жениха присутствовали только Саймон и Бекки. Позже, во время приема, они развернули свадебный подарок.
— Мы оплачиваем вам свадебное путешествие, — объяснил Саймон. — Это была идея Бекки. — Она ткнула его локтем в бок. — Ну, отчасти и моя тоже. Я вспомнил фотографии огромной оранжевой пустыни из «National Geographic», которые висели у тебя в спальне, и то, как ты сказал, что можно чувствовать себя в безопасности под таким открытым небом. Вот я и подумал — Аризона.
Маркус неловко пошевелился.
— Очень щедро с вашей стороны, — сказал он тихо, глядя вниз на туфли. — Но не надо было. У меня ведь даже паспорта нет.
— Мы знаем это, глупыш, так мы же заполнили уже все анкеты. Нам нужна только твоя фотография и подпись, и все документы будут у тебя на руках через двадцать четыре часа. Все уже организовано.
— Это великолепный подарок, но я не могу.
— Понимаете, что он имеет в виду? — спросила Сара, отводя их чуть в сторону. — Он же никогда не летал. Мысль о том, что надо пересекать границы, заставляет его нервничать. Вся та ерунда, которую отец вбил ему в голову, иногда все-таки вылезает.