– Пустите, – проговорила она с капризной интонацией. Г-н Эстеффан словно онемел.
– Вы делаете мне больно! – голосок ее сделался сварливым.
Г-н Эстеффан испугался и отпустил, так ничего и не сказав. "Иди, иди, ишь ты, крендель!" – злобно подумал он вслед. И сам подошел к окну, чтобы полюбоваться за свои деньги остатком зрелища, только близко протиснуться уже не смог. Небесный свет позолотил ему вспотевший от волнения кончик носа.
Когда снова вспыхнула люстра, семейство булочника подошло прощаться Булочник, сопя и глядя в сторону, буркнул что-то о расточительстве, булочница и дочки присели, зятья одарили аптекаря плебейски сочувственными рукопожатиями. Г-н Эстеффан сопроводил их до двери, вышел следом. Было прохладно. За дверью кошкой визжала скрипка г-на Доремю. Г-н Эстеффан задрал подбородок. "Звезды, звезды! – мысленно воззвал он – Неужели.., неужто, – поправился он на ходу. – Неужто и вы погибаете, как наши людские надежды? Клянусь, она почти положила голову мне на плечо, не хватало каких-нибудь двух дюймов! Неужто навек утратил я свое счастие? Гм, а это кто идет? Не к Биллендону ли? Ну-ну!.." Тем временем среди гостей прошел слух, что булочник с аптекарем не поладили из-за приданого, и это увеличило всеобщее веселье. Никто не желал уходить. Г-н Эстеффан вернулся к стойке. Играла музыка, топали ноги, вздымая премудрую пыль веков, лиловели носы, ибо хозяин доливал и доливал свои колбы подозрительным по качеству содержимым. Он готов был поддержать любой тост, но сам не пил, поскольку на нем лежало бремя ответственности, а также потому, что его личные пищеварение и тонус были выше похвал, о чем он без утайки поведал г-же булочнице в приватной беседе вскорости после того, как осрамился у секретарши.
Ах, одна лишь уязвленная душа страдала, но кто способен увидеть ее раны?..
Так обстояли дела, когда, прервав на полутакте пенье скрипки, зазвонил телефон, призвав г-на Эстеффана к исполнению профессиональных обязанностей.
Скажем сразу, что несколько ранее был потревожен звонком полицейский Дамло.
Странник стоял на мощеной дорожке. Дыхание жило ему губы.
– Этот дом, боже мой! – у него вырвался то ля всхлип, то ли смешок, что верней, так как вслед за этим он громко проговорил:
– Эй, господин Биллендон, отзовитесь! Я знаю, что вы не спите!
– Удивительно, сколько народу не спит нынче ночью, – ответил Биллендон, не понимая, как могли его разглядеть в темноте прихожей: он вышел запереть дверь, чтобы отправиться на покой. – Кого там еще принесло?
– Я ваш старый приятель, господин Биллендон, хоть вы меня и не помните!
Свет звезд позволял различать силуэт за порогом, и голоса этого, Биллендон мог поклясться, никогда не слыхал.
– А ну-ка зайдите! – Биллендон щелкнул выключателем. – Провалиться – турист! – воскликнул он, когда странник перешагнул порог. – Ошиблись адресом, приятель, вам надо бы в ратушу! Поздновато для шуток, достопримечательностям баиньки пора. Ну, откуда вы меня знаете?
– Доводилось встречаться.
– Когда?
– Гм… Довольно часто.
– Выдумки! – отвечал Биллендон без особой решительности Он заподозрил, будто над ним потешаются, что, по его мнению, было всего вернее и требовало должной реакции. И в то же время, похоже, парень не врал, во всяком случае, думал именно то, что говорил. Биллендону самому уже казалось – он его взаправду когда-то встречал, но либо уж очень давно, либо это был кто-то похожий, либо… Словом, ощущение – или воспоминание – не отличалось определенностью. Мы останавливаемся на этом, так как нечто в том же роде испытывал каждый, кому позднее довелось встретить молодого человека в городе!
– Выдумки? – повторил странник. – Не будьте так уверены. Разрешите присесть?
– Черт возьми! Может, вам и постель приготовить?
– Комната для гостей у вас свободна. Пожалуй, и заночую. Все равно вы меня не выпустите. – Если не вышвырну.
– Ну-ну… – сказал странник, зевая. – И не подумаете. Что, разве я похож на шпиона? Мне просто доводилось тут бывать, я на самом деле многое знаю! Знаю, например, кто нас слушает с лестницы. Добрый вечер, коллега Рей!
– Ого! – сказал Биллендон. – Бот именно. Вопросы после. Я устал: я спешил, хоть знаю, что напрасно… Видите ли, тот человек, который недавно отсюда ушел.., его хотят убить!..
***
Телефон на квартире Дамло поставили недавно, к нему надо было еще привыкать, и пока сержант соображал спросонок, что стряслось, пока добрался в темноте до аппарата, трезвон успел перебудить весь дом. Захныкали детишки в спальне, тихие старички – родители жены – забормотали за перегородкой, раскудахтались в курятнике потомки тех куриц, которых когда-то, едва не растоптал этот бегемот Биллендон своими башмачишами. Прежде чем снять трубку, Дамло скомандовал:
– Тихо! – Все умолкло, не считая кудахтанья. – Полиция слушает. , Ночные звонки были редкостью: все здешние канальи знали, кто тут следит за порядком, Мог, конечно, позвонить новый постовой, на редкость бестолковый парнишка, запросить указаний насчет г-на Ауселя, снова появившегося в городе, и Дамло терпеливо эти указания давал, памятуя, как однажды, в начале своей службы, постовой запросил санкцию расстрелять г-на Ауселя на месте – хорошо, хоть догадался предварительно справиться у начальства! Мог позвонить г-н мэр, притворяясь перед собственной супругой, будто только что вернулся из служебной поездки, хотя уж Дамло-то в точности знал, откуда он явился, да и супруга знала.
Но голос, прозвучавший в этот раз в трубке, Дамло знаком не был.
– Сержант Дамло?
– Он самый.
– Бегите в гостиницу. Номер триста девятнадцать. Запомнили? Возможно покушение на убийство.
– Эй вы!.. – начал Дамло, но в трубке уже звучали короткие гудки.
Его никогда не пытались разыгрывать. Собеседник не шутит. Но какова наглость: "бегите!" Сколько раз просил мэра купить для участка машину. Нет средств!.. На гостиницу средства нашлись. Гостиница пустует, туристы не едут, далеко им, рекламы нету. Путеводитель выпустили в долг. Мэр говорит: будут новые налоговые поступления – будет реклама. А на машину, которая снится Дамло – юркую, новенькую, с сиреной, с мигалкой, – опять ничего не останется, топай, гордость города, гроза преступного мира, пешком!
Так растравлял себя Дамло, влезая в форменные штаны, затягиваясь в ремни, пряча, в карман складную резиновую дубинку, грохоча сапожищами по лестнице, высекая подковами искры из мостовой на пути к гостинице. Он ворвался в вестибюль, глянул на часы, подумал с удовольствием, что машина, пожалуй, только задержала бы его понапрасну: на все – от первой пуговицы до пинка в гостиничную дверь. – не ушло десяти минут. Портье, конечно, дрыхнет, но сыщик? Почему здесь сыщик, какого ему лешего надо в гостинице посреди ночи? Сидит, наскрипывает карандашиком, лисья сиротка!
