Баг спугнул пару голубей, устроившихся на ночлег под боярскими окнами, ступил на карниз и осторожно, прижимаясь к стене спиной, двинулся вперед. Прямо под его ногами мирно засыпала великая северная столица; смотреть на нее в окно, хоть в окно трапезного зала телебашни, и смотреть вот как, с высоты каких-то двенадцати шагов, но стоя почти в пустоте, – это, как говорится, две большие разницы.
Лепнина – оскалившиеся львы с кольцами в зубах – выглядела свежей: по всему, фасад дома недавно ремонтировали. Да, определенно: не так давно Баг сам видел строительные леса примерно в этом месте Больших Капиталов.
Мест, пригодных, чтобы спрятать книгу, в лепнине никак не просматривалось.
«Съел он ее, что ли?» – вполне серьезно подумал Баг.
Постепенно он достиг плотно прилегающей к стене водосточной трубы, шедшей аккурат меж двух окон; именно за нее цеплялся Гийас ад-Дин, со всем пылом безумного препятствуя Багу доставить его в более безопасное и подходящее для государственного деятеля место – на психоневрологическое отделение центральной больницы Палаты наказаний; вот и следы его ногтей.
Баг остановился и правой рукой стал осторожно ощупывать трубу: между ней и стеной дома оставался узкий зазор, куда с некоторым усилием вполне могла пролезть ладонь. И на уровне плеча пальцы его на что-то наткнулись. Книга.
«Ну вот», – подумал Баг удовлетворенно. Безо всякого труда он извлек находку и, убрав ее за пазуху, двинулся обратно, к окну.
«Интересно, – размышлял, пользуясь коротким досугом, Баг на ходу. – В поведении безумных всегда есть своя логика, зачастую даже более четкая и однозначно читаемая, нежели в поведении нормальных, то есть всегда раздираемых противуречиями людей. Ее лишь надо понять, и тогда многое может стать ясным. Ад-Дин не оставил книгу в доме, взял с собой. Значит, буквально ни мгновения без нее не мог. Но, готовясь взлететь, не бросил, например, вниз, а припрятал. Берег… Что ж он, вернуться собирался, что ли? Из полета? Похоже на то. Полетаю, мол, и обратно на карниз, а тут, ни мгновения не теряя, – к любимым страницам… Вот ведь как интересно».
Это могло что-то значить. Но с тем же успехом могло не значить ничего.
Багу не терпелось развернуть газету и открыть книгу. Что же там, три Яньло, такое сокрыто?
Хвала Будде, сегодняшнее деятельное мероприятие, кажется, завершилось. Баг уже предвкушал, как обрадует удрученного телесными скорбями еча: вот она, книжка-то! И может, успеет домой хотя бы до полуночи и оттуда, никуда не торопясь и отбросив суетное, позвонит Стасе…
В боярском кабинете было темно.
Совсем темно.
Свет, недавно зажженный Багом, вновь не горел. А вечерние сумерки за время гуляния над бездной успели смениться ночной тьмой. В царстве трубок царил непроглядный мрак.
«Надо же! – подумал Баг, осторожно, еле-еле высовываясь из-за края окна. Нет, ничего не видать. Хоть глаз коли. – Или ни с того ни с сего разом перегорели все лампочки, или… Очень подозрительно, ну очень… Ладно».
И он, в броске преодолев подоконник, упал на пол и мгновенно перекатился туда, где по его представлениям был боярский стол – стол оказался немного не там, где ожидалось, и Баг врезался в него коленом.
Над головой что-то пронеслось с хищным стремительным шипением – и гулко тукнулось в стену.
Баг, скорчившись за столом, вытянул вверх руку и осторожно, совсем беззвучно пошарил поверху – там, между «Керуленом» и бронзовым письменным прибором в виде трех медвежат, резвящихся на поваленной сосне, он оставил свой меч.
Меча на столе не было.
Богдан и Баг – порознь, но вместе
Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,
21-й день восьмого месяца, первица,
вечер
Кипяток – ну, во всяком случае, нечто весьма к нему по температуре близкое – оказался и впрямь благом, и Богдан лишний раз помянул добром друга, с наслаждением ощущая, как тягостный свинец в конечностях и пояснице плавится и покидает измученные члены. Верная, заботливая Жанна, донельзя обрадованная редкой возможностью всерьез поухаживать за усталым мужем, насыпала в ванну каких-то одной ей известных, появившихся в жилище минфа вместе с нею ароматных, дающих обильную пену солей – и теперь Богдан, пожалуй, впервые в жизни расслабленно возлежал, запрокинув голову и не шевелясь, по уши в белой пене, ровно кусочек банана в рыхлой толще варварского кушанья «Даниссимо».
И размышлял.
Общая картина дела покамест не складывалась. Слишком много было побочных обстоятельств, о которых нельзя было сказать хоть с какой-то степенью уверенности, имеют они отношение к сути происходящего или нет. Но то, что происходит некий сложный и многоходовой, как выражаются закоренелые человеконарушители, «наезд» на достославное производственное объединение почтенного Лужана Джимбы – в этом сомневаться, пожалуй, было уже сложно.
На то, что из всех высокотехнологичных предприятий улуса именно в «Керулене» не все в порядке, указывало уже относительно давнее самоубийство начальника стражи предприятия. Что-то было в этом самоубийстве такое – неуловимо схожее с происшествиями, череда коих столь трагично и столь стремительно принялась разрастаться в последние дни.
Кроме того, из головы Богдана никак не шла сегодняшняя прощальная сцена у тренировочного зала. Гокэ проявили несомненный интерес к деятельности александрийских человекоохранителей. Что с того, что Люлю и Дэдлиб такие милые люди? В конце концов, именно хорошим людям в наибольшей мере свойственно уважать и блюсти интересы своей родной страны, ничего в этом нет и не может быть предосудительного – пока способы и средства такой заботы не начинают приносить прямой вред другим странам и их обитателям. Страна и семья – понятия сходные, так учил еще великий Конфуций. Разве можно назвать хорошим человека, который не заботится о своей семье и не готов ради нее, прямо скажем, на многое? Никоим образом нельзя. А вот человека, который ради своих близких вырвет кусок маньтоу из рук чужих детишек, мы называем человеконарушителем со всеми вытекающими отсюда последствиями… Так и тут. Кстати, как мимоходом упомянул нынче Баг, этот Дэдлиб – довольно известный у себя на родине человекоохранитель. Не следует ли уже установить за нихонским князем и его спутниками негласное наблюдение?
Ведь единственный серьезный соперник «Керулена» расположен за рубежом…
Тут все как будто сходилось.
Только вот при чем тут ни в чем не повинное, радостное и благостное «Слово о полку Игореве»?
