Петровский передал меня в распоряжение одного из местных жителей, номер его я не помню, а также не знаю его прозвища, – который повел меня в расположенные по соседству громадные многоэтажные дома. Здесь воспитывались полученные из инкубаториев младенцы.
Эти приюты отличались чистотой, благоустройством и всевозможными приспособлениями, имеющими такое большое распространение в этой стране.
Вскармливание младенцев производилось искусственным путем, обычными таблетками и питательными смесями.
Дети более старшего возраста воспитывались в зданиях, расположенных дальше и окруженных сплошным садом. Здесь я мог видеть юные поколения различных возрастов, оглашающие воздух громкими криками, упражняющиеся в гимнастике, в спортивных играх или просто играющие. Все они отличались завидным здоровьем, держали себя с обычной серьезностью, достоинством, мало гармонирующими с их возрастом и с их препровождением времени. Они вели себя совершенно как взрослые.
Обратный путь к станции тюба мы сделали через сад и прошли мимо высокого круглого строения, возвышающегося наподобие башни. Мой провожатый, указывая на него, сказал, что это – главная лаборатория Куинслея, где он занимается своими опытами вместе с Крэгом и многочисленными помощниками, и что доступ туда посторонним строго воспрещен.
Башня эта напоминала собой скорее тюрьму, чем лабораторию, так как все окна, находившиеся очень высоко над землей, имели толстые железные решетки, а плоская крыша была обведена каменными зубцами. Что-то мрачное и таинственное, казалось, витало над этим зданием.
Когда я поинтересовался, какие именно опыты производятся здесь, мой спутник ответил:
– Насколько я знаю, в этой лаборатории производилась вся подготовительная работа, результатом которой явились инкубатории и культура органов и тканей, а также искусственное оплодотворение и гибридизация животных, в том числе скрещивание человека и обезьяны, и, наконец, здесь были сделаны попытки воспроизвести особые человеческие индивидуумы, обладающие различными усовершенствованными органами, сообразно с тем видом работы, к которой они предназначались. Так, здесь был выработан особый тип человека с непомерно развитыми руками и ногами. Это достигалось введением в организм растущего эмбриона большого количества секрета мозгового придатка, эффект был подобен тому, что наблюдается в случаях болезни – так называемой акромегалии. Сам я никогда не был допущен в эту лабораторию и ничего не знаю о том, что производится в ней в настоящее время.
Я поспешил выйти из сада и поблагодарить моего любезного провожатого и отправился по тюбу домой, в Колонию.
Этот день навсегда остался у меня в памяти. Все виденное и слышанное давило меня какой-то тяжестью, и я чувствовал себя несчастным. Ночью мне снились кошмары; Куинслей представлялся в виде громадного паука, высасывающего кровь из тысяч детских тел, запутавшихся в нитях бесконечной паутины. Тут же видел я мадам Гаро, которая бросилась на паука и была схвачена его цепкими лапами.
Я вскрикивал, просыпался и снова впадал в забытье, чтобы увидеть опять те же кошмары.
Проснулся я с болью в голове и чувствовал себя таким разбитым, что не мог отправиться на службу.
Мой слуга вошел ко мне с пакетом в руках.
– Сэр, вы должны расписаться в получении этой бумаги.
Это было официальное уведомление, подписанное Шервудом, о признании моих заслуг на постройке Большой дороги.
Конечно, моя работа оставалась та же, я не получал никаких материальных выгод, но все же я был польщен.
За истекшее время я не мог пустить в ход всех своих изобретений, тем не менее я опроверг слова Куинслея Старшего, который сказал мне на приеме, что мои изобретения не имеют большого значения. «Макс Куинслей не даром заплатил свои денежки», – говорил я себе.
Прошло не более двух часов, как передо мной снова предстал мой слуга. В его руке я опять увидел запечатанный пакет.
«Бог мой, – подумал я, – три месяца я не получал ни одной бумаги, а сегодня меня решили бомбардировать какими-то официальными сообщениями».
Я быстро вскрыл пакет и прочел:
«Сим извещается, что вы 27 декабря сего года распоряжением Макса Куинслея переводитесь с постройки Большой дороги на постройку шлюзов. За получением дальнейших инструкций необходимо обратиться в мое управление. Шервуд».
Что это такое? Повышение по службе, последствие признания моих заслуг? Но ведь таким образом моя работа прерывается в самом начале, и почему распоряжением Макса Куинслея? Нет, нет, здесь дело не в заслугах. Шервуд отлично понимает это и поэтому ссылается на распоряжение Макса Куинслея. Но почему же тогда нужно Максу снять меня с работы на Большой дороге? Ясно чтобы удалить от Американского сеттльмента. Проклятый аббат выследил меня и донес.
Каждая моя поездка в Долину Большой дороги будет выдавать мое намерение, и во всяком случае посещение мадам Гаро будет сильно затруднено.
Такие мысли проносились у меня в мозгу, и я начал подозревать, что, может быть, это только начало преследований, которым подвергнусь я, а, возможно, и моя несчастная соотечественница.
Я спрятал полученное распоряжение в карман, оделся потеплее, так как к моему чувству недомогания присоединилась нервная дрожь, и отправился к Карно и Мартини. Они только что возвратились со службы и собирались отдохнуть после обеда, когда я зашел за ними. Мой вид, по-видимому, произвел на них впечатление. Они, не говоря ни слова, последовали за мною.
Было уже темно, и казалось странным мое желание идти на прогулку.
Когда мы очутились далеко от поселка, я остановился и изложил им все, что со мной случилось за эти последние дни, а также передал содержание полученных мною бумаг. Мы обсудили создавшееся положение и пришли к выводу, что дела запутываются.
Карно смотрел особенно пессимистически.
– Теперь можно сказать, – говорил он, – что вы поступили неблагоразумно, мой друг, когда отправились в этот путь: таким образом вы ухудшили как свое положение, так, несомненно, и положение мадам Гаро. Вы не должны были идти по приглашению мисс Смит; она показалась вам очень деловитой особой, но оказалась настоящей легкомысленной молодой девицей. На обратном пути с мсье Тардье вы не должны были заезжать к Петровскому, так как всем было известно, что последний был в Женском сеттльменте, расположенном поблизости от Американского.
– В этой проклятой стране, – отвечал я, – нельзя сделать ни шагу, нельзя сказать лишнего слова, все становится известным. Я не могу более этого выносить, я начинаю понимать беднягу Гаро.
– Не принимайте это так близко к сердцу, дружище, – взял меня за руку Мартини. – Никогда в жизни не надо терять присутствия духа. Наш милый Карно очень осторожен и всегда преувеличивает опасности. Что, в сущности, случилось? Вы переводитесь на работу в другое место. Ну, что же, вы будете исполнять свои обязанности там так же прекрасно и заслужите новую похвалу. Мораль лишь в том, что нужно быть более осторожным. Мадам Гаро, я убежден, пока не грозит никакая опасность. Чтобы несколько утешить вас, я сообщу вам одну приятную новость.
