Под окнами росло вишнёвое дерево, и, когда взошедшее солнце начинало припекать, по комнате распространялся, смешиваясь с вездесущим запахом лекарств, аромат смолы и тёплой древесной коры. В такие моменты я обычно открывал глаза и смотрел, как летали, закручиваясь в небольшие вихри, яркие жёлтые точечки пылинок. Мне нравилось представлять, что это — звёзды, а я — сверхсильное существо, свидетель жизненного цикла целой галактики.
И сейчас подсознание вернуло меня в те времена.
Спокойствие, тепло, уют, запахи смолы, пыли, лекарств и полнейшая безмятежность. Можно спать сколько угодно, ведь торопиться некуда. Впереди ещё полтора месяца каникул и целая жизнь. Иногда сквозь сон я слышал, как тихонько скрипела дверь: Зинаида заглядывала посмотреть, как я тут и не собираюсь ли учинить какое-нибудь непотребство. Подсознание причудливо вплетало старуху в сон, делая её присутствие в моём детстве логичным и не вызывающим никаких вопросов.
Утро уже близко, поэтому скоро меня должны прийти будить. Родители не давали спать слишком долго, чтоб я не нарушал режим. Вот снова скрипит дверь, быстрые шаги и меня трясут за плечи — очень сильно и грубо.
Я открываю глаза и тут же вспоминаю, где нахожусь. За окном непроглядная темнота, лишь изредка вспыхивает что-то. Красное-синее, красное-синее.
Надо мной нависло перекошенное старушечье лицо.
— Вставай! Надо бежать! — скомандовала она с таким количеством металла в голосе, что из него можно было отлить крейсер.
Я, всё ещё ничего не понимая, скатился с кровати.
— На! — Зинаида из прихожей бросила в меня серым дедовым плащом. Когда я поймал его, оказалось, что в него старуха завернула цветастую длинную юбку, пёстрый платок и мои пистолеты. Всё-таки нашла.
По полу что-то глухо стукнуло. Я включил ночное видение, и лицо само собой вытянулось от удивления. Зинаида стояла, опираясь, словно это был костыль, на длинный армейский ручной пулемёт. Судя по резьбе и металлической плашке с буквами на прикладе — именной. При малейшем движении патронная лента, уходившая в короб, тихо позвякивала.
Я надел плащ и торчал посреди комнаты, как дурак, сжимая в руках юбку с платком и не зная, что делать. Зинаида проковыляла на балкон, отпихнув меня в сторону, когда я оказался у неё на пути.
— Чего встал? — рыкнула она и осторожно выглянула на улицу.
Похоже, там её увидели: стальной голос громкоговорителя рявкнул так, что я подпрыгнул на месте:
— Иванов! Сдавайтесь! Вы окружены! Отпустите заложника!
Старуха открыла окно:
— Ой! Не стреляйтя, робяты! Не стреляйтя! Убьёть он меня! — она говорила с интонациями Бабы Яги в исполнении Милляра.
Красный-синий. Красный-синий. Под окнами стояло несколько хорошо знакомых мне чёрных «волг» с мигалками.
— Короче!.. — повернулась старуха ко мне. — Времени мало, поэтому слушай внимательно. Дом окружён, тебе не уйти. На крыше напротив вижу снайперскую пару, внизу — оцепление. В подъезде уже спецназ, поэтому…
Она профессионально заехала мне в нос: так, что я не успел увернуться и плюхнулся обратно на диван. Тут же стало нечем дышать, и я почувствовал, как по губам стекают солёные капли.
Поспешно зажав нос ладонью, я спросил, гнусавя, как слонёнок из мультика:
— Какого фвена?
— Надевай юбку и платок, а потом выбегай в подъезд и зажимай нос. Кровищи чтоб побольше. Как я говорила, слышал? Изобразить сможешь?
Я кивнул, поняв её план, но всё ещё не до конца осознавая, что тут вообще происходит и зачем старухе меня спасать.
— Это ты? Разум? — я убрал ладонь от носа, чтобы напустить побольше кровищи.
— Что? — нахмурилась Зинаида. — Какой ещё к чёрту разум? Я тебе в башке ничего не повредила? Одевайся давай, скоро начнётся!
Как будто услышав её, матюгальник на улице продолжил свои увещевания:
— Иванов! Отпустите заложника, и никто не пострадает!
Красный-синий, красный-синий.
— Зачем вы мне помогаете? — я не думал спорить со старухой: если она собиралась прикрыть мой отход, было бы глупо перечить. Но я хотел понять, почему.
— Затем, что старая уже. Давно мечтала прихватить с собой двух-трёх таких же мудаков, — она указала в сторону окна, по запотевшему стеклу которого плясали яркие блики мигалок. В темноте старушечьи морщины словно углубились, и лицо стало похоже на вырезанную из чёрного дерева маску какого-то африканского божества. — За сына и деда своего отомстить. Да и за то, что ноги у меня отказали.
— Так дед же от осколка умер… — недоверчиво сказал я.
— …Только его перед этим на допросы затаскали, — злобно выплюнула Зинаида. — Почему, мол, твой сын, сын героя девять раз поднимал солдат в атаку на высоту, а в десятый не смог? Такие вот, как ты, его и убили.
Я округлил глаза.
— Сразу догадалась, не совсем ещё из ума выжила. Вас таких за версту видно. Да и нет в стране бродяг давно, одни беглые. А потом по телевизору сказали, что, мол, сбежал американский шпион, ну и стало понятно, откуда ветер дует. Что, бурильщик? — скрипуче засмеялась старуха. — Взяли тебя за жопу свои же? Дослужился?
— Дослужился, — я прятал глаза. — Спасибо.
— Спасибом твоим пулемёт не зарядишь, — процедила Зинаида. — Топай давай. И убей там побольше. А я, наконец, деда с сыном повидаю, — старуха положила пулемёт на плечо и меня пронзила догадка.
— «Зинка»! — воскликнул я. — «Зинка-пулемётчица!» Дважды герой!
— Уже не герой, — сплюнула Зинаида и, не отодвигая в сторону тюль, нажала на спуск.
В комнате оглушительно прогрохотала пулемётная очередь, расколотившая окно и прочертившая ярко-белую трассу к машинам оцепления, а я, приняв это за сигнал, зажал липкое от крови лицо, натянул платок на глаза и, путаясь в юбке, выбежал в подъезд.
— Памагитя! — гнусаво вопил я. По лестнице затопали ноги, и, не успел я моргнуть глазом, как на узком пролёте стало тесно от огромных стальных туш «Альфы». — Ай! Памагитя!
Спецы в два счёта схватили меня под белы руки. Мир вокруг завертелся, из квартиры донеслись новые выстрелы, и я тут же оказался на улице, несомый бойцом спецназа. Он волок меня к белому «Рафику» скорой помощи, где уже ждали два врача. Передав меня с рук на руки, «спец» длинными прыжками унёсся обратно к дому, где все ещё гремела перестрелка, а меня усадили на кушетку.
Когда врачи склонились надо мной, на их лицах в полсекунды отразился полный спектр эмоций: от удивления и недоумения до гнева и страха.
— Пошли нахер отсюда! — пистолет был красноречивее любых слов. Врачи выскочили из кузова, размахивая руками и крича, а я, перебравшись на водительское место и выбросив предварительно раскуроченный навигатор, помчался прочь под аккомпанемент выстрелов и сирены.
