Клифтон спокойно добавил: — Лучше тебе уйти, Билл. Невзирая ни на что, это действительно его каюта, по крайней мере в настоящее время. Так что тебе лучше покинуть ее подобру-поздорову. — Родж поколебался и добавил: — Думаю, что мы оба можем с одинаковым успехом уйти. Кажется, мы зашли в тупик. С вашего разрешения... шеф...?
— Конечно.
Я сел и несколько минут размышлял. Мне было обидно, что Корпсмену удалось спровоцировать меня на эту перепалку — она была слишком дешевой. Но следовало припомнить все детали, и я сделал вывод, что расхождения во взглядах с Корпсменом никоим образом не повлияли на мое решение; ведь я принял его еще до того, как пришел Корпсмен.
В дверь громко постучали: — Кто там?
— Капитан Бродбент.
— Входите, Дэк.
Так он и сделал: вошел, сел и несколько минут после этого, его, казалось, занимали только собственные ногти. Потом поднял голову и спросил: — А вы не изменили бы своего решения, если бы я распорядился посадить мерзавца в карцер?
— А что, на вашем корабле есть карцер?
— Нет. Но не составило бы никакого труда соорудить его на скорую руку.
Я пристально вгляделся в его лицо, пытаясь угадать, какие мысли скрываются под этим выпуклым лбом. — Вы что, действительно посадили бы Билла в карцер, если бы я захотел?
Он подумал, затем, подняв бровь, весело усмехнулся. — Нет. Человек не может быть капитаном, если он пользуется такими методами. Такого приказа я не выполнил бы, даже если бы его отдал он! — Он кивнул в сторону каюты, в которой находился Бонфорт. — Некоторые решения человек должен принимать самостоятельно.
— Верно.
— М-м-м... Я слышал, что вы уже приняли какое-то решение?
— Точно.
— Вот как. А я пришел, чтобы выразить вам, старина, свое уважение. Когда мы с вами встретились впервые, я решил, что вы просто дешевый фигляр и лицедей, у которого за душой ничего нет. Я был неправ.
— Спасибо.
— Поэтому я и не пытаюсь вас разубедить. Только скажите мне: стоит ли нам обсудить все стороны дела? Или вы уже обо всем хорошенько подумали?
— Я уже решил, Дэк. И это не просто упрямство.
— Может быть, вы и правы. Прошу прощения. Значит, остается только надеяться, что он оправится к моменту прибытия, —- он поднялся. — Кстати, Пенни хотела бы повидаться с вами, если вы отказываетесь окончательно.
Я вынужденно усмехнулся.
— Только «кстати», а? А правильно ли вы выбрали последовательность? Может быть, сейчас настала очередь доктора Кэпека выкручивать мне руки?
— Он пропустил свою очередь; у него очень много хлопот с мистером Бонфортом. Впрочем, он просил вам кое-что передать.
— Что?
— Он сказал, что вы можете проваливать ко всем чертям.
Из его уст это звучало бы, конечно, гораздо цветистее, но смысл был примерно таков.
— Ах, вот как? В таком случае, передайте ему, что там в аду я займу для него местечко поближе к огню.
— Ничего, если к вам зайдет Пенни?
— Конечно! Но можете предупредить ее, что она только напрасно потеряет время; ответ будет прежним: «Нет»!
Решение я все-таки переменил. Какие, к черту, могут быть споры, когда одна из сторон в качестве самого убедительного аргумента использует запах «Вожделение джунглей»? И не то, чтобы Пенни пользовалась запрещенными приемами, нет, она даже слезинки не уронила — да и я не позволил себе ничего лишнего — в конце концов, я начал признавать справедливость кое-каких ее доводов, а потом доводы стали не нужны. С Пенни нельзя ходить вокруг да около, она из тех женщин, которые считают своим долгом всех спасать и всем помогать, и ее искренность просто заразительна.
* * *
Те занятия по вживанию в образ, которыми сопровождался мой путь на Марс, оказались просто ерундовыми в сравнении с тем сложным курсом обучения, который я, прошел по пути на Новую Батавию. Ролью я, в основном, овладел. Теперь я должен был как можно больше узнать о человеке, который служил мне прообразом. Моя задача состояла в том, чтобы оставаться Бонфортом в любых обстоятельствах. Во время королевской аудиенции в Новой Батавии мне придется встретиться с сотнями, а, может быть, и с тысячами людей. Родж предполагал оградить меня от них ссылками на то, что я очень занят и постоянно работаю, и, тем не менее, встречаться с людьми мне придется — крупный политический деятель есть крупный политический деятель, и никуда от этого не денешься.
Рискованное представление, которое я собирался дать, мог спасти исключительно бонфортовский ферли-архив — хорошее подспорье для больших политиков. Ферли был политическим менеджером еще в двадцатом веке, кажется, при Эйзенхауэре, и метод, который он разработал с целью облегчить политическим деятелем личные отношения со множеством людей, был так же революционен, как, скажем, в военном деле изобретенное немцами плановое ведение боевых действий. Несмотря на это, я никогда раньше не слышал о подобной штуке, пока Пенни не показала мне архив Бонфорта.
Ферли-архив был ничем иным, как собранием сведений о разных людях. Между прочим, искусство политики есть не что иное, как люди. Архив содержал сведения обо всех или почти обо всех тех тысячах людей, с которыми Бонфорт имел дело или когда-либо встречался за свою долгую политическую деятельность. Каждое досье содержало в себе то, что он сам узнал о человеке во время личной встречи с самим Бонфортом. Все сведения зачастую носили самый тривиальный характер, но ведь самое тривиальное и является для человека самым главным: имена и прозвища жен, детей, домашних животных, хобби, любимые блюда и напитки, предрассудки, чудачества. За всем этим обязательно следовала дата и место встречи, а также сведения о последующих встречах с данной персоной.
Иногда в архиве хранилось и фото соответствующего лица. Здесь не было и не могло быть малозначительных сведений.
Порой тут содержалась и информация, полученная из других источников. Это уже зависело от политической значимости персоны. Иногда это посторонняя информация приобретала вид целой биографии, насчитывающей до тысячи и более слов.
И Пенни, и Бонфорт постоянно носили при себе диктофоны. Когда Бонфорт был один, он при любой возможности надиктовывал свои впечатления на пленку — в комнатах отдыха, во время переездов и т. д.; если с ним была Пенни, он диктовал непосредственно ей, в минидиктофон, очень походивший на наручные часы. Возможно, Пенни даже не приходилось переносить все это на бумагу, так как две девицы Джимми Вашингтона и так не знали, куда деваться or безделья.
Когда Пенни показала мне ферли-архив, показала его целиком — а он был очень велик — в основном, микрофильмы, и если даже считать, что в каждой катушке содержалось не более десяти слов, то можно только представить себе, как обширны были знакомства мистера Бонфорта. Когда она сказала, что все это мне предстоит досконально изучить, я издал звук, средний между восклицанием и стоном.
