— О чем речь?
— Не говори никому, что я Дивергент, — он прикусывает губу. — Шона — моя подруга, и я не хочу, чтобы она меня боялась.
— Конечно, — отвечаю я. — Буду держать это в секрете.
Я не сплю всю ночь, вытаскивая иглы. Спустя несколько часов перестаю быть аккуратной, просто вытаскиваю, как получается.
Узнаю, что Искреннего мальчика, застреленного Эриком, звали Бобби, и что Эрик находится в стабильном состоянии, и что из сотен людей в штабе Искренних только восемьдесят не были ранены иглами, семьдесят из которых Бесстрашные, среди них и Кристина. Всю ночь ломаю голову над дисками, сыворотками и моделированием, пытаясь разгадать вражеские планы.
Утром снимаю повязку и иду в столовую.
Джек Кан назначил нашу встречу на полдень, возможно, после еды мне удастся немного поспать.
Вхожу в столовую и вижу Калеба.
Он подбегает ко мне и осторожно обнимает, чем вызывает вздох облегчения. Мне казалось, настал тот момент, когда я больше не нуждаюсь в брате, но теперь не уверена, что такое вообще возможно. Я расслабляюсь буквально мгновение и замечаю Тобиаса за плечом Калеба.
— С тобой все хорошо? — спрашивает Калеб, отстраняясь. — Твоя челюсть…
— Ничего, — говорю я. — Просто распухла.
— Я слышал, они захватили группу Дивиргентов и начали их отстреливать. Слава Богу, тебя среди них не было.
— Вообще-то, была. Но убили только одного, — говорю я и сдавливаю пальцами переносицу, чтобы уменьшить давление на голову. — Но я в полном порядке. Когда ты вернулся?
— Минут десять назад. Я пришел с Маркусом, — сообщает он. — Как наш единственный политический лидер, он почувствовал, что его долг — быть здесь. Мы услышали о нападении только час назад. Новостям требуется некоторое время для передвижения среди Афракционеров. Один из них видел Бесстрашных, штурмующих здание.
— Маркус жив?! — мы не видели его мертвым, я лишь предположила, что это так, пока мы бежали к Дружелюбным, чтобы объединиться. Я не уверена на счет собственных чувств по этому поводу. Возможно, разочарована, так как ненавижу за его отношение к Тобиасу? Или чувствую облегчение, так как последний лидер Отреченных все еще жив? Реально ли чувствовать одновременно и то, и другое?
— Они с Питером сбежали и вернулись в город, — поясняет Калеб.
От новости, что Питер все еще жив, мне определенно не полегчало.
— Ну, и где он?
— Там, где ты и ожидала, — отвечает Калеб.
— Эрудиты, — говорю я и трясу головой. — Что за… — но не могу подобрать слов. Совершенно очевидно, что мне необходимо расширить свой словарный запас.
Лицо Калеба на секунду искажается, затем он кивает и касается моего плеча.
— Ты голодна? Хочешь, принесу тебе чего-нибудь?
— Да, пожалуйста, — говорю я. — Скоро вернусь, ладно? Мне необходимо поговорить с Тобиасом.
— Хорошо, — Калеб сжимает мою руку и уходит, вероятно, чтобы встать в длинную очередь за едой.
На протяжении нескольких секунд мы с Тобиасом стоим в метре друг от друга.
Он медленно подходит ко мне.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Меня стошнит, если придется еще хоть раз отвечать на этот вопрос, — признаюсь я. — В моей голове нет пули, не так ли? Значит, я в порядке.
— Твоя челюсть очень распухла. Ты выглядишь так, будто у тебя за щекой еда. А еще ты только что пырнула Эрика ножом, — хмурясь, напоминает он. — Неужели у меня недостаточно оснований, чтобы спросить, в порядке ли ты?
Я вздыхаю. Мне нужно рассказать ему о Маркусе, но я не хочу делать это здесь, слишком много людей вокруг.
— Да, я в порядке.
Его рука дергается, будто он хотел дотронуться до меня, но передумал. Потом он одумывается и обнимает меня, прижимая к себе.
И вдруг я понимаю, что еще не раз позволю другим рисковать, что буду вести себя, как эгоистка, лишь бы иметь возможность быть рядом с Тобиасом, не причиняя ему боль. Все, чего хочу, это спрятать лицо у него на груди и забыть обо всем на свете.
— Мне жаль, что я так долго к тебе пробирался, — шепчет он в мои волосы.
Вздыхаю и касаюсь его спины кончиками пальцев. Я бы могла стоять так до тех пор, пока не упаду в обморок от истощения, но это, увы, невозможно. Я отступаю и признаюсь:
— Мне нужно поговорить с тобой. Давай, найдем место потише?
Он кивает, и мы уходим из столовой. Один из Бесстрашных, мимо которого мы проходим, кричит:
— О, смотрите! Это Тобиас Итан!
— Я видел твоего папочку, Итан! Ты уже готов спрятаться? — кричит другой.
Тобиас выпрямляется и застывает, будто кто-то не просто издевается, а наставил на него оружие.
— Да, будешь прятаться, трус? — несколько людей начинают смеяться.
Прежде, чем Тобиас успевает среагировать, я хватаю его за руку и веду в сторону лифта. Он выглядел так, будто собирался ударить кого-то, а то и чего похуже.
— Я собиралась рассказать тебе. Он пришел вместе с Калебом, — признаюсь я. — Они с Питером бежали из Дружелюбия.
— Чего же ты ждала? — спрашивает он, но не резко. Его голос звучит как-то отстраненно.
— Это не та новость, которую следует озвучивать в столовой, — замечаю я.
— Справедливо, — соглашается он.
Лифта мы дожидаемся в тишине.
Тобиас кусает губы, уставившись куда-то в пространство. Он делает это вплоть до восемнадцатого этажа, который оказывается пустым. Здесь меня обволакивает тишина, она успокаивает меня подобно объятиям Калеба. Я сажусь на одну из крайних скамеек в комнате для допросов, Тобиас подтягивает к себе стул и располагается напротив.
— Мне казалось, их было два, — замечает Тобиас, глядя на стул.
— Да… — подтверждаю я. — Я, то есть… в общем, он выпал из окна.
— Странно, — говорит он и садится. — Итак, о чем ты хотела поговорить? Только о Маркусе?
— Нет, не только о нем. С тобой… все в порядке? — спрашиваю я осторожно.
— В моей голове нет пули, не так ли? — замечает он, глядя на свои руки. — Значит, я в порядке. Давай поговорим о чем-то другом.
— О моделировании, — начинаю я. — Но прежде, давай обсудим кое-что другое. Твоя мать думала, что следующим шагом Джанин будет поиск Афракционеров. Судя по всему, она ошибалась, и мне не понятно, почему. Искренние не выглядели готовыми к бою, хотя…
— Хорошо, подумай об этом, — говорит он. — Рассмотрим ситуацию с точки зрения Эрудитов.
Я смотрю на него.
— А что? — произносит он. — Если ты не справишься с этой задачей, то остальные и подавно.
— Ну, хорошо, — отвечаю я. — Нападение на Бесстрашие и Искренность вполне логичны. Афракционеры, в отличие от нас, не сконцентрированы все в одном месте.
