Дед Мороз между тем потрепал по шерсти бычка:
– Ну, милай, заждался, поди? Пошли, пошли – давно пора. А вы, детишки – кивнул он в сторону экрана, – хватит куролесить, идите праздновать.
Дунул – и пропал экран. Вслед за ним тихо растворилась в воздухе еще раз подмигнувшая на прощание Снегурочка, а потом и сам Дед вместе с бычком исчезли. Несколько секунд еще держалась на деревьях праздничная иллюминация, но вскоре погасла и она, лишь запах хвои и мандаринов стойко держался в морозном воздухе – ну, и чуть-чуть перегара, не без этого.
Водитель ловко зашнуровывал полог опустевшего кузова и облегченно балагурил:
– Бычок – это нормально. Погрузил да повез. Проще всего, конечно, крыса – хоть в кармане таскай. Насыпал ей семечек жмень – она и шуршит потихоньку. Кабан – тоже дело житейское, или, там собака – вообще без проблем. С обезьяной, конечно, хлопот не оберешься – шкодливая тварь, спасу нет! Но хуже всего, сам понимаешь, дракон – этого только с мигалками и пожарной машиной… А так – работа как работа, ничего особенного! Ну, бывай прапор! С Новым Годом тебя!
Водитель вытащил из под мышки обалдевшего прапорщика папку с документами, и вскоре габаритные огни грузовика скрылись вдали.
Гаишник медленно прошел на пост, уселся на расшатанный табурет, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Потом, плюнув на Устав, достал из сейфа бутылку и грязноватый стакан, плеснул от души и, в задумчивости, выпил. Спохватившись, вытащил из кармана служебное удостоверение и с предвкушением чуда раскрыл. В красной книжке с гербами и печатями, возле его мрачноватой физиономии было четкими печатными буквами написано:
Прапорщик Григорий Зопа.
Такая со мной, ребята, на Новый Год история приключилась, уж не знаю как и рассказать… Ладно, попробую, только, кто ржать начнет, – не обижайтесь, по рогам моментально, ну да вы меня знаете…
Я вообще парень-то простой, деревенский, с Нижней Мандеевки родом. И я, ребята, об этом никогда не забывал, и вам того же советую. Исторические корни – слыхали слова такие? Самое, блин, важное – этих самых корней держаться. Тут мне интеллигент один в кабаке все понятно так расписал: мол, если ты про корни свои забудешь, то уже как бы и не пацан крутой, а этот, как его, космополлитр, что ли, безродный (или безрогий?) – ну или типа того. Я было хотел уже ему по рогам садануть, чтобы базар фильтровал, да вот призадумался: а ведь и правда, братаны, родину-то не пропьешь, с нее все начинается. Припомнилась мне школа наша в Мандеевке, учитель старенький, который меня уважал всегда, хоть я и не силен в науках был. Так и говорил уважительно: ты, Вова, такой имбецил, каких я еще за всю свою жизнь не встречал, видать, далеко пойдешь. Такие вот он слова умные знал, сразу видно – образованный человек. А больше всего, ребята, мне в школе нравился живой уголок. Меня как с урока выпрут, так я сразу туда. Там у нас кошка была, да два кроля серых. Очень мне зверюшки эти по малолетству нравились: возьмешь, бывало, кролика левой рукой за одно ухо, правой за другое, приподнимешь и… Природа, блин! А еще там черепаха была, вот это, скажу я вам, самый классный зверь! Перевернешь ее пузом кверху, крутанешь за лапу – чисто волчок! Только вот сдохла она, зараза, быстро… А говорят еще, что живут они по сто лет – брехня все это. Очень друганы мои школьные переживали, когда она скопытилась, хотели все новую купить, до только дорогие они оказались.
Короче, припомнил я все это, и пришла мне в голову такая мысля: а дай-ка я родимой школе на Новый Год новую черепаху куплю! Ну типа как Дед Мороз. Что мне, бабок, что ли, жалко? Ну, вы меня знаете: мне ежели что в башку западет – с ОМОНом не вышибешь. Так что я моментально из кабака выметаюсь, сажусь в свой «Дефендер» и еду в зоомагазин. Там я, натурально, подхожу к прилавку, а за ним стоит этакая швабра очкастая – ни кожи, ни рожи, в моем супермаркете ее бы и пол мести не пустили. Я и говорю ей: «Дай-ка мне черепаху, какая покруче!». Она в ответ: «Вам какую, греческую, или азиатскую, или…» – издевается короче. Я вообще-то, когда выпимши, добрый, но справедливый и говорю ей тихо, со значением: «Ты, мымра серая, мне не гони. Я сказал черепаху, значит рысью бежишь и тащишь мне черепаху!». Ну, она, натурально, метется в подсобку и тащит большой стеклянный ящик – «Выбирайте сами!». Гляжу туда, ребята, а там черепах энтих – как тараканов в помойке, но все мелкие, как халявный бутерброд на фуршете. Тут я уже заводиться начинаю: «Ты че, – говорю, – зараза, оборзела вконец? Че ты мне клопов этих суешь? Я тебе что, нищий? Ты че, думаешь, у меня на нормальную черепаху бабок нет?» Эта швабра аж посинела вся и бормочет – и что у них крупнее не бывает, и что она здесь ни при чем, и что они молодые просто, и еще вырастут… Я уже поостыл и говорю ей ласково: «Ты пойми, дура очкастая, это же подарок! И не биксе какой-нибудь, а любимой школе! Это что же там молодняк подумает: мол Вован жлоб последний и на нормального зверя бабки зажал? Мне ждать сто лет, пока эта мелочь вырастет, резону нет – или черепаха сдохнет, или я.» Тут я вокруг оглядываюсь и вижу в дальнем углу за прилавком такой же ящик стеклянный, только побольше раза в два и тряпкой прикрытый. «Ага, думаю, кинуть меня хочет мымра эта – вон они где, крутые черепахи, сидят!». «А ну, говорю, тащи-ка сюда вон тех, что ты под тряпкой прячешь!» Она заюлила сразу – это, вишь, не для продажи, это какой-то Серпентарий (тьфу, ну и имечко – чечен, что ли?) заказал, и вообще там не черепахи… Ну да меня и не такие кинуть пытались, и где они теперь? «Короче, – говорю, – не знаю, кто такой этот ваш Серпентарий, но он отдыхает. А если наезжать станет, то так и передай – мол, Вован на себя стрелки перевел. Так что ящик бегом сюда!». Грымза эта покраснела, побелела, а деваться некуда – приперла ящик. Снимаю я с него тряпку, а там… Вы не поверите, ребята, сидит в ящике стеклянном змея – я и не знал, что такие бывают! Не сильно из себя здоровая, толщиной этак с мой… – короче пальца в два, но красива, зараза, как…, как…, ну не знаю что… Там и красное, и черное, и вообще не пойми какое… Короче, отпад полнейший. Правда, черепах в ящике в натуре не было – тут не соврала грымза.
«Сколько?» – говорю. Швабра тут опять залепетала что-то про Серпентария своего, так что я уже обижаться начал: «Если у него базары какие ко мне будут, пусть стрелу забивает, перетрем между собой, а ты мне этого червяка декоративного упакуй празднично, заверни там, ленточкой перевяжи – короче, чтобы детишкам радость». Тут она совсем заволновалась: «Это же Аспид Коралловый, вы сможете с ним справиться? Это же опасно!» Я аж ржать начал – эк она за меня беспокоится! «Ты че, говорю, корова, ты сечешь с кем базаришь?», – но так, по-доброму. А сам думаю: «Значит, Серпентарий – это кликуха, а зовут его Аспид – видать, точно чечен. Ну, да, видать, не такой он крутой, раз я про него не слышал. Правда фамилия ничего – красивая».
