роль десерта.
— Я не понимаю, — вздохнул он. — Я прожил тут довольно долго. Я общался с этими людьми, решал их проблемы, поддерживал порядок в городе. Они выглядели… чёрт, да они и сейчас выглядят совершенно нормальными! Прошлой осенью было много странного, но я решил, что это какой-то заезжий гастролёр, возможно, серийный маньяк, но уж точно не эти приличные обыватели. Как это может быть, Роберт? Неужели в каждом подвале?..
— Если не в каждом, то во многих, — подтвердил я.
— Я не понимаю, — повторил растерянно Депутатор. — Они мучат своих детей, ходят в гости помучить чужих… Почему?
— Традиционный вид сентябрьского досуга, как я понял. Аборигены живут так столетиями. Поколение за поколением, каждые восемнадцать лет и ещё понемногу в промежутках, для нетерпеливых и увлечённых. Технически, это не совсем их дети, а они и вовсе не считают их людьми. Для них это чудовища. Нечистые твари. Отродья. Местные традиции и религиозные уложения не просто оправдывают такое поведение — делают его единственно возможным. Тот, кто не убьёт своё отродье, сам будет иметь дело с Палачом.
— А это ещё кто?
— Понятия не имею.
— Вы тут всего месяц, как вы всё это узнали?
— Просто знаю, куда смотреть.
Из смотровой вышел, снимая перчатки, доктор.
— Что скажете? — спросил Депутатор.
— Многочисленные мелкие повреждения, — сказал он устало. — Порезы, кровоподтёки, ожоги. Некоторые воспалились. Признаки грубого сексуального насилия, вероятнее всего, неоднократного. Химический ожог роговиц обоих глаз, затрагивающий веки и кожу лица. Ни одна травма не угрожает жизни, но лечить придётся долго, а что касается зрения, то у меня нет уверенности, что оно восстановится полностью. Кроме того, ей бы весьма не помешала психологическая реабилитация. Жаль, тут нет специалистов.
— Каков текущий прогноз? — спросил я.
— Я дал ей снотворное, обработал раны, отправил в палату. Будем делать перевязки, промывать глаза и так далее. Она, разумеется, выживет, но это заводской медпункт, а не клинический госпиталь широкого профиля, так что чудес не ждите. Я тут единственный врач, местные кадры по квалификации не выше медсестры-парамедика, да и то у меня ощущение, что они самоучки какие-то. Многие не знали элементарных клинических процедур, пока я не показал. Мои заявки на допперсонал и современное оборудование, по-моему, выкидывают не читая.
— У вас ещё много мест в клинике? — поинтересовался Депутатор.
— Не очень. Тут всего четыре двухместных палаты. Местные мало болеют, чаще всего приходится иметь дело с производственным травматизмом, а он редко требует длительной госпитализации.
— Приготовьте все палаты и запасите побольше средств первой помощи, — сказал полицейский.
— Вы меня пугаете!
— У вас был курс медицины катастроф?
— Разумеется. Все врачи проходят.
— Так вот, представьте, что завтра катастрофа, и действуйте соответствующе.
— Тем более, — добавил я, — что это так и есть.
Директор ворвался в приёмный покой, едва не открыв дверь с ноги.
— Немедленно прекратите! — закричал он.
— Прекратить что? — поинтересовался Депутатор.
— Уберите это из моей клиники! Убирайтесь с заводской территории сами! А вы, доктор, не смейте расходовать казённые препараты на то, что они тут притащили, или считайте себя уволенным прямо сейчас!
— Вы меня не нанимали, — ответил удивлённо Клизма, — мне платит город. Вы не можете меня уволить, я на вас не работаю.
— Город это я! — заявил директор. — И вас, чёртов заместитель несуществующего шерифа, это тоже касается! Я вас увольняю! Вы больше не полицейский, сдайте значок!
— Кому?
— Мне! — он требовательно протянул руку.
Депутатор подошёл, посмотрел на неё, потом быстрым ловким движением защёлкнул на запястье браслет наручников. Второй он зацепил за трубу парового отопления, протащив при этом Директора к окну с непреодолимой силой бульдозера.
— Вы арестованы. За препятствие правосудию. Побудьте пока здесь, оформлю вас позже.
— М-да, и правда, катастрофа какая-то, — заметил доктор растерянно. — Но клиника действительно принадлежит заводу.
— Считайте, что она временно национализирована согласно положению о чрезвычайной ситуации и переведена в статус госпиталя.
— У вас нет такого права! — заявил Директор, морщась от боли в руке. — Я этого не допущу.
— Это мы обсудим позже, — сказал полицейский, — а вы, доктор, присмотрите за девушкой и готовьтесь принимать пациентов.
На улице мы расстались. Я пошёл к своему бару, а Депутатор… Не знаю. Наверное, сажать каннибалов на диету. Занятие не хуже прочих, если не задумываться о том, кто же, собственно, варится у них в котлах. Девушку, которую мы принесли в клинику, жалко, но, если бы выбор родителей пал на сестру, та тоже обзавелась бы автографом из сигаретных ожогов на животе. Имя было бы другое, и только.
— Роберт, Роберт! — догнал меня Заебисьман. — Подождите!
Я посмотрел на него не без сочувствия. Судя по виду, ему приходится бегать больше, чем позволяет комплекция.
— Уф-ф-ф, — с трудом отдышался он, — провожу вас, если позволите.
— Будете снова призывать к ликвидации блондинок как класса?
— Да-да, вы не заинтересованы, понимаю. Но посмотрите на это с другой стороны: в провале нашего проекта вы не заинтересованы тоже.
— Я до сих пор плохо себе представляю, в чём он состоит.
— В установлении порядка через контроль нормальности.
— С каких пор для этого недостаточно старого доброго распределения Гаусса — Лапласа?
— Шутить изволите? — поморщился Заебисьман. — С тех пор, как люди стали придавать слишком большое значения краям графика. С маргинализации нормы. С уравнивания ошибки с правилом. С попыток погнуть гауссиану об колено, затоптав пик и задрав края. Но это всё лирика, впрочем. Наша задача конкретна — запустить мультикошачий эффектор. Потом мы уйдём, оставив эту чёртову бабочку в покое. Можете обрывать ей крылья, или что вы там собирались делать.
— Мульти… что?
— Если честно, я ненавижу байку про кота, она только с толку сбивает. Как только заикнёшься про суперпозиции, сразу все такие: «А, кот Шрёдингера!» — как будто что-то правда поняли. Но против коллективного бессознательного не пойдёшь. Какие-то юмористы из младших научных сотрудников и логотип нарисовали — дохлый кот в коробочке. Теперь каждый ЭВТВ — электромеханический вероятностно-триггерный вентиль — называют «котобоксом».
— Но котов же там нет? — на всякий случай уточнил
