— Вовсе нет, учитель. Вся безопасность окончилась ещё позавчера, когда коллегианцы отрубили голову какому-то бедолаге.
— Надо было запереть тебя в номере, как старый Шанвериг запер своего внука.
— Это бы не помогло, учитель, — заверил Авдей. — Тот, кто может нанять костоломов, охрану конкурсантского общежития подкупить тем более сумеет. Вам не в чем себя упрекнуть, учитель.
— Не называй меня учителем, прошу тебя. Я недостоин этого звания.
Авдей резким движением сел на кровати, здоровой рукой схватил Джолли за плечо.
— А как же Моника, Дваариг, Лю-Ван? Если вы их бросите, больше никто не сможет научить этих детей как стать гранильщиками собственного даровая. Все будут только стремиться вылепить из них всякую чушь в угоду своей прихоти. Никто, кроме вас, не сможет увидеть в них людей и научить быть людьми!
Джолли бережно, словно хрупкую драгоценность, снял с плеча руку Авдея, взял в ладони.
— Если кого и называть учителем, то тебя.
— Не сейчас, — высвободил руку Авдей. — Может быть, когда-нибудь потом. Хотя ничего другого мне и не остаётся. Теперь я могу только учить музыке. Но в учителя не идут от безысходности. Это неправильно. Нечестно по отношению к ученикам. Поэтому я должен найти какое-то другое занятие. Сделать для себя новую жизнь.
— Авдей… — начал Джолли, но у него зазвонил мобильник.
— Извини, — сказал Джолии. — Это председатель жюри.
Он выслушал собеседника, коротко поблагодарил. Убрал телефон, помолчал немного и сказал:
— Гран-при твой, Авдей. Так решили конкурсанты, и жюри с ними согласилось. Это не жалость, а признание твоего таланта. Ты не должен отказываться.
— Решили отдать главный приз мне? — переспросил Авдей. — Но за что?
— За твою игру. Тем, кто умеет слушать, было достаточно позавчерашнего.
— Но…
— Начал всё Малугир Шанвериг, — перебил Джолли. — Тот самый, которого дед запер в номере, и с которым ты весь позавчерашний вечер проболтал по телефону.
— Я так и не понял, почему он вдруг мне позвонил.
Джолли улыбнулся.
— Малугир хотел выразить своё восхищение твоей игрой, но постеснялся. Или не смог подобрать слов. Со мной в его годы бывало то же самое.
К Авдею подошла медсестра.
— Пора на процедуры. Тебе каталку или сам дойдёшь?
— Сам, — поднялся Авдей. От лекарств сильно кружилась голова, но ходить было можно.
= = =
Панимер нервно метался по небольшой, скрытой от любопытных глаз полянке дворцового парка, судорожно глотал стылый воздух. Быстро темнело, крепчал мороз, и на душе было столь же мрачно и холодно.
Едва императору принесли голову Погибельника, государь стал стремительно терять интерес к Панимеру. Ещё день-два, и изгнание в Маллиарву неминуемо.
Пусть император на прощание щедро наградит его, но врата Алмазного Города закроются для Панимера навсегда. Должность внешнеблюстителя уже занята… И никаких других вакансий при дворе нет. Глупец, пока был в фаворе, надо было зарезервировать для себя что-нибудь. Тогда император по одному слову Панимера мог отправить в ссылку любого придворного вплоть до пятого ранга.
Панимер в ярости хлестнул хвостом по древесному стволу. Брызнули щепки. Панимер ударил ещё раз. Но теперь шипы застряли в древесине, пришлось их осторожно вышатывать, вытаскивать по одному.
Зато отвлёкся от сожалений и страхов, в голове сразу же прояснилось, мысль заработала.
«А почему бы Погибельнику не оказаться ложным? — соображал Панимер. — Ведь братки запросто могли опередить коллегианцев и спрятать Избавителя, а императорским агентам подсунуть случайную жертву. Нет, не годится. Один из братков сам сдался в руки коллегии, добровольно пошёл на смерть, изображая Избранного, чтобы истинный Погибельник избежал смерти. Да, так гораздо лучше. И красивее, и романтичнее, государь будет впечатлён, а придворная шваль с азартом падальщиков начнёт обгладывать кости братковского трупа, и такие убедительные подробности насочиняет, до каких я ни за что не додумаюсь. Надо только слушать внимательно и государю информацию выдавать маленьким порциями, чтобы не утомлять высочайшее внимание и в то же время всегда иметь в запасе что-нибудь интересное».
Ну вот и всё, хвост свободен. Панимер осторожно покачал им, поиграл шипами. Порядок, ничего не вывихнуто и не сломано.
«Как же засунуть в уже готовое и всем известное толкование Пророчества сообщение о ложности Погибельника? — размышлял Панимер. — Второй раз байка о древнем манускрипте из семейного архива не пройдёт».
Панимер внимательно, строчку за строчкой, слово за словом перебрал выученное наизусть толкование. А ведь есть тут лазейка! Не ахти какая широкая, но протиснуться можно.
Немедленно к императору!
Максимилиан, как и всегда в это время, был в гостиной. А вместе с ним — около десятка придворных и приглашённых вельмож, которые новость о ложном Погибельнике вмиг разнесут по всему Алмазному Городу и Маллиарве. Завтра об этом говорить будет уже весь Круглый материк.
В гостиную Панимера допустили сразу же после доклада, что было добрым знаком — он ещё интересен государю.
На колени Панимер рухнул прямо у порога. Поймал взгляд императора и возопил:
— Вина моя огромна, государь. Молю ваше величество о смерти. — Панимер простёрся ниц.
— Встань и расскажи толком, — недовольно буркнул Максимилиан. — Что ещё стряслось?
— Погибельник, государь. Тот, чью голову вам принесли, может быть ложным. Мой недостойный вашего внимания предок об этом предупреждал. Но я не сразу понял смысл его предупреждения. Моя вина бездонна. — Панимер опять простёрся на полу.
— Подробнее!!! — прошипел вмиг разъярившийся до лютости император. Панимер, не вставая, рассказал подробности. Император выслушал не перебивая. Панимер спешно выпалил самое главное:
— Если Погибельник ложный, государь, то должны быть знамения. В Каннаулите должно произойти нечто необычное, из ряда вон выходящее. Совсем не обязательно непосредственно связанное с Погибельником, государь, просто — необычное. Эманации злотворной силы Погибельника заставят людей действовать вопреки их собственной воле, совершать поступки, непредставимые прежде. Государь, позвольте мне съездить в Каннаулит, провести дознание. Уже через сутки доклад будет у ваших ног.
«Пресвятой Лаоран, — взмолился Панимер, — вдохнови этих сонных каннаулитцев хоть на какие-нибудь поступки и события. А толково объяснить, почему они невероятные и доселе невозможные, я и сам смогу».
— Нет, — холодно приговорил император. — Проводить дознание — обязанность агентов охранки. А ты останешься здесь. Под стражей. Увести! — велел он придверным теньмам.
