— Тимур, ты что? — Коля, сидевший слева, толкнул его в бок.
— Что? — Тимур с трудом повернул голову. Наверное, даже в темноте можно было разглядеть, что он потрясен, потому что Коля прошептал:
— У тебя такое лицо, как будто ты сейчас заплачешь!
— Просто… Просто, мне казалось, что Лайка погибла при выведении… — пробормотал Тимур. — Кажется, нам так говорили…
— Ты где учился-то? Ты что — из Америки сбежал? — сдавленно хихикнул Коля. — Чего это она погибла? Благополучно летала, только тогда мы еще не умели возвращать капсулы. И все Лайку очень жалели…
— Мальчики, тихо! — обернувшись, шикнула на них сидевшая впереди Майя.
Это пропаганда, Тимур-то знал, что это просто пропаганда. Почему он должен верить им сейчас? Разве из будущего, через сто лет, не виднее?
Лектор рассказывал о ближайших задачах — выходе человека в открытый космос, проектировании нового типа многоместных космических кораблей, беспилотных полетах к Луне, а затем и высадке космонавтов, долговременных орбитальных лабораториях… Он, конечно, и предположить не мог, как скоро все это станет реальностью… Глаза ребят светились радостью и энтузиазмом: они уже видели эти города на орбитах, и космонавтов, шагающих по Луне, и яблони на Марсе. Их поколению предстояло совершить все это.
— Выход в космос, — пробормотал Тимур. — Новые корабли, орбитальные станции… Знал бы он, чего это будет стоить…
— Что ты там ворчишь? — спросил Сережа.
— А если… а если при испытании этой новой модели корабля космонавт погибнет? — сказал Тимур. — Например, откажет парашютная система? Ты считаешь, здесь есть, чему радоваться?
— Ты как-то странно рассуждаешь, — Сережа посмотрел на него долгим взглядом. — Как будто хочешь сказать, что космонавтов посылают на верную смерть… Модель будет тысячу раз пересчитана и испытана на стендах.
— Но кто может дать гарантию, что не произойдет какой-нибудь непредвиденный сбой?
— Разумеется, никто. Конечно, техника может подвести, и конечно, полеты в космос — это большой риск. Но ведь в этом весь смысл, Тимур! Ты представь, что тебе предложили испытать новый корабль, и пусть даже ты знаешь, что он не стопроцентно надежен — неужели ты откажешься?
Тимур знал, что эти космические полеты через сто лет в принципе будут не нужны, сегодняшние герои забыты, орбитальные лаборатории заброшены и, уж конечно, на Марсе не зацветут яблони. А сейчас он видел горящие энтузиазмом Сережины глаза. И Тимур, стараясь придать своему голосу искренность, ответил:
— Нет, конечно, я бы согласился!
— 7 —
Сережа растолкал Тимура посреди ночи.
— Ты что кричишь? — испуганно спросил он. — У тебя температуры нет?
Тимуру и на самом деле казалось, что у него поднялась температура, во всяком случае, он чувствовал себя больным.
— Соседей перебудишь, — сказал Сережа.
— Кошмар какой-то приснился… — пробормотал Тимур.
— Может, выпьешь аспирину?
— Не выдумывай, — отмахнулся Тимур, постепенно приходя в себя. — А что я орал?
— Что-то непонятное… Что такое «дисконнект» — это по-латински, что ли?
Тимур помрачнел.
— Да нет, по-русски…
— И что это значит?
— Не помню… Не обращай внимания, просто страшный сон.
Сережа посмотрел на него так, что Тимуру на секунду показалось, что он все понял. Все еще не придя в себя после ночного кошмара, Тимур внутренне сжался от ужаса.
— Про войну? — вдруг тихо спросил Сережа.
— Про войну, — оглушенно подтвердил Тимур, судорожно сглотнув. — Как ты догадался?..
Сережа не ответил. После некоторой паузы он спросил:
— А ты откуда, Тимур? Из какого города?
— Отсюда… — пробормотал Тимур. — Местный…
— Вот как…
— А что?
— Ты войну помнишь?
— Нет, — быстро ответил Тимур. Этого еще не хватало! — Не помню. Я маленький был.
Сережа продолжал внимательно смотреть на него.
— Меня эвакуировали в блокаду, — сказал Тимур. — Да что ты прицепился — ничего я не помню!
— Все понятно, — тихо сказал Сережа, обращаясь скорее к самому себе, чем к Тимуру. Он прошлепал босиком к своей кровати, забрался под одеяло и отвернулся к стенке.
— Что тебе понятно?! — не выдержал Тимур. — Ничего тебе не понятно!
— Понятно, — повторил Сережа. — Почему ты такой.
— Какой? Ну, какой?! — разозлился Тимур. — Нашелся психолог!
Сережа молчал, дышал ровно и глубоко, как будто уснул.
Тимур ворочался до утра, так и не заснул. Черт бы их всех подрал с их проклятым временем! Ну и выводы — свихнуться можно! Ребята, хакеры, вы говорите, что знаете, что такое социальная инженерия?!
— 8 —
На демонстрацию Тимур идти не хотел. Это казалось ему формой массового психоза. Конечно, он не стал объяснять это комсоргу Майе, просто подошел и сказал, что 7 ноября он на демонстрацию не идет.
— Это обязательное мероприятие, — строго сказала Майя.
— Поэтому я и не хочу идти. Ненавижу обязаловку, — угрюмо сообщил Тимур.
— А ты иди добровольно, — весело посоветовал подошедший Гриша.
— Ага. «Сейчас я назначу добровольцев»…
— Тимур, ты некрасиво поступаешь, — сказала Майя. — У всей страны такой замечательный праздник. Выходя на демонстрацию, мы показываем свою сплоченность, готовность бороться за свои идеалы, преданность Родине…
Тимур выслушал ее без эмоций. Невозможно было видеть этих горящих энтузиазмом ребят, которым вдолбили, что их страна самая лучшая, что они живут единственно правильно и в случае чего должны быть готовы не задумываясь отдать за нее жизнь. Никто из них и не подозревает, что всего через каких-то 30 лет этой страны не будет, а будет совсем другой мир, где над ними теперешними останется только смеяться. И самое страшное — эти сегодняшние ребята доживут до того времени и своими глазами все это увидят…
— Нет, мне все-таки непонятно! — Майя почувствовала себя задетой. — Чего ты добиваешься, что ты хочешь этим показать — что ты один такой особенный? Почему все идут, а ты не идешь?
— Слушай, ты зачем тогда в комсомол вступил, если тебе плевать на коллектив? — спросил Гриша.
— Когда я в комсомол вступал, я не давал расписку, что буду ходить на все собрания, субботники, митинги и демонстрации, — заявил Тимур.
— На все! — не выдержала Майя. — 46-ая годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции — это у тебя называется «на все!» Тимур, как тебе не стыдно!
— Эх, ты, — сказал Гриша. — В 41-ом люди под фашистским артобстрелом на митинги 7 ноября выходили. Во время блокады…
Тимур вспомнил бабушку с внучкой в скверике и не нашелся, что сказать.
