– Май анкл хай адиэлс инспай хим… – начал бубнить Савин, – бат увен паст джокинг хи фал сек…
– Учи про себя, – шепнул ему, а сам стал смотреть на учительницу.
– Итак, мы сегодня учимся последний день, – сказала она. – Сегодня же сдаём учебники. Сейчас я по-быстрому объявлю – у кого имеются низкие оценки и кто может их исправить. Потом вы прочтете стихи…
Классная что-то говорила об исправлении, называла фамилии, в том числе и мою. Ну, то, что у меня в итоге по трем предметам выходят тройки, я и сам знал. Но есть возможность исправления…
– Вязов, – вызвала она меня первым. – У тебя есть возможность повысить оценку. Не только по литературе, но и по другим предметам. Стихотворение приготовил?
– Да, Елена Михайловна, – ответил я и, стараясь не смотреть на её ноги, отвернулся к двери.
Только я собрался начать, и тут опять на глаза попалось изображение памятника и Вечного Огня. Приготовленное произведение неизвестного пока автора решил не читать, а вместо него прочту сочинённый мной когда-то для песни текст, но так и не озвученный музыкально. Просто не смог переложить слова на музыку. Пауза уже слишком затянулась и я начал:
Гранита красного плита,
Лежат цветы со всех сторон.
А в центре яркая звезда,
Простая надпись, без имён.
Простую надпись ты прочти,
И у огня остановись,
И молча голову склони,
Тут пламя скорби рвётся ввысь.
Я в пламени живу давно.
Я память горечи, утрат.
Я – пламя вечного огня!
Я – неизвестный ваш солдат!
Имею тысячи имён,
Лежу на тысяче полей,
Где я погиб, где был сражен,
И видел тысячи смертей.
Но смерть не властна надо мной,
Пока я в памяти живу.
Смотри – в огне идет тот бой,
И я в атаку вновь иду.
Со смертью был уже на ты.
Я много раз в неё шагал.
И страшной вестью шло домой —
Погиб и без вести пропал.
Я всем навеки кровный брат.
Огнем священным окрещен,
И с миллионами солдат,
В могилах братских погребен.
И каждый вечно будет свят.
Ты помни, Родина, меня.
Я – неизвестный ваш солдат!
Я – пламя вечного огня!
Посмотрел на класс, все сидели с задумчивым видом. Кто-то тяжело вздохнул. Конечно, стих не совсем удачен с литературной точки зрения, но задевает. Так мне Жихарев говорил, единственный, кому я читал сочиненный текст.
– Хорошо, Сергей, – тихо сказала Елена Михайловна, – то есть отлично. К-хм, ты вот что… ты сейчас в учительскую иди, там тебя Александра Владимировна ждёт.
А вот это просто отлично! Значит, по английскому оценка тоже будет положительная. Остались математика и русский, но тут проще. Как сказала Щупко, по результатам контрольных и будет выставляться оценка в табель.
Я вышел из класса и направился в главный корпус. Учительская была на первом этаже, напротив кабинета директора. Прошел по переходу, спустился по лестнице и остановился у двери.
Интересно, как все будет происходить? Скорей всего, Александра Владимировна мне экзамен устроит. Задаст много вопросов, чтобы убедиться в знании языка. Вдруг я тот монолог на зубок выучил? Посмотрим.
Постучался и вошел. В кабинете, кроме Травиной, сидел представительный мужчина лет пятидесяти и читал газету.
– Здравствуйте.
– Здравствуй, Серёжа, – поздоровалась англичанка.
– Добрый день, молодой человек, – на мгновение отвлёкся мужчина и опять уткнулся в газету. Странно, но показалось, что своим коротким взглядом этот представительный субъект прокачал меня с ног до головы. Кто он? Для простого учителя он одет просто шикарно. Дорогой костюм, модный фасон туфель, необычная оправа очков, аккуратная прическа… все говорило о том, что этот мужчина сидит тут не просто так, а ждет именно меня. Только делает вид слишком уж незаинтересованный, да и газета, как я заметил, недельной давности. Контора? Хм, не думаю, но и не исключаю. Ведь моё внезапное для всех знание английского языка могло привлечь внимание. Ладно, поговорим и увидим, что за фрукт.
– Присядь, – Александра Владимировна показала на стул рядом с её столом.
Я сел так, чтобы был виден этот странный тип. Боковым зрением отметил, как он сложил газету, повернулся к нам и принялся уже внимательно меня разглядывать. Нет, это не контора. Профессор какого-нибудь иняза, вызванный проверить чистоту моей английской мовы.
– Серёжа, – начала говорить англичанка, – у тебя во всех четвертях были одни тройки. Особым рвением к изучению языка ты не отличался. Твои знания английского еле-еле тянули на тройку, и то… но вчера…
Она немного помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила:
– Но вчера ты вдруг заговорил так… – англичанка стрельнула глазами в сторону опять начавшего читать газету мужчины, – как говорил бы британец или как долго живший в Англии человек, по крайней мере, мне так показалось. И поэтому я в некотором затруднении. Вроде бы оценка по результатам года очевидна, но есть вопрос…
«В журнале», – мысленно улыбнулся я, но вида не подал.
– …и вопрос в том, что я решила, что ставить тебе тройку за год будет не совсем правильно, но с другой стороны… – Травина опять задумалась.
– Вы хотите проверить, не заучил ли я тот монолог? – спросил я.
– В общем-то, да, – кивнула англичанка.
– Хорошо, проверяйте. Готов к любым вашим вопросам.
Представительный мужчина крякнул, но я и не повернулся, а Александра Владимировна достала лист и протянула, сказав по-английски:
– Напишешь маленький диктант, а потом мы немного побеседуем, – и выразительно на меня посмотрела. Мол, понял ли?
– Хорошо, давайте напишем, – так же по-английски ответил я и достал из кармана ручку.
Странный тип опять зашуршал газетой, а англичанка кивнула, взяла обложенную серой бумагой книгу, открыла в отмеченном закладкой месте и, пробежав глазами страницу, спросила:
– Готов?
– Готов.
Травина начала медленно диктовать:
– The end! It was all just a dream…
С первыми словами я узнал «Воспоминание» Байрона. Ну и совпадения! Именно это стихотворение я и учил когда-то. И ведь хорошо его помню. Нравится он мне. Учительница на мгновение глянула на лист, где я уже записал продиктованное, и продолжила:
– There is no light in my future. Where is happiness, where the charm?
Вот черт! Как специально мне это стихотворение выбрали. Ведь в переводе звучит так: «Нет света в будущем моем». Для меня это звучит своеобразным намеком.
