— Обнаженные воины. Интересно.
— А, ты об этой амфоре… Она лет на сто помоложе грека. Это схватка двух городов, а ведут армии нумины.
— Ведет кто?
— Нумины. Нумин в единственном числе. Разновидность римских божеств. Наполовину человек, наполовину бог. Его можно ранить, но не убить.
— Значит, они обнажены потому, что они боги? — спросила я. — Им не нужны доспехи? По мне, похоже на позерство.
Папи хихикнул.
«Нумин, странное слово», — подумала я и пробормотала себе под нос:
— Немножко похоже на «нума».
— Что ты сказала? — вскрикнул Папи, и его голова при этом дернулась от вазы ко мне.
Вид у него был такой, словно его кто-то ударил.
— Я сказала, что «нумин» звучит похоже на «нума».
— Где ты слышала это слово? — спросил дед.
— Не знаю… по телевизору?
— Очень в этом сомневаюсь.
— Я не знаю, Папи, — растерялась я, отворачиваясь от его лазерного взгляда и пытаясь найти в галерее что-нибудь такое, что помогло бы мне вывернуться. — Наверное, оно мне попалось где-нибудь в старых книгах.
— Хмм… — Дед не слишком уверенно кивнул, принимая мое объяснение, но взгляд у него остался встревоженным.
Когда Папи обнаруживал, что кто-то, кроме него, знает о всяких его архаичных богах и чудовищах, он всегда приходил в волнение.
— Спасибо, что пригласил меня сегодня, Папи, — заговорила я, спеша сменить тему. — Но ты ведь хотел о чем-то со мной поговорить? Кроме скульптур и ваз, да?
Папи рассеянно улыбнулся.
— Да, я просил тебя прийти, чтобы поговорить о том, что происходит между тобой и Джорджией. Что это, мелкая стычка, — спросил он, глядя на вазу, — или полномасштабная война? Конечно, это не мое дело. Просто я думаю, когда же вы, наконец, заключите перемирие и вернете в дом покой? Если все это протянется достаточно долго, мне, пожалуй, придется внезапно уехать по неотложным делам.
— Мне очень жаль, Папи, — сказала я. — Это полностью моя вина.
— Знаю. Джорджия сказала, что ты, вместе с какими-то молодыми людьми, бросили ее в некоем ресторане.
— Да. Но там произошло… в общем, несчастный случай, и нам просто пришлось уехать.
— И у вас не было времени даже на то, чтобы позвать Джорджию? — скептически поинтересовался Папи.
— Не было.
Папи взял меня за руку и повел в переднюю часть галереи.
— Вообще-то на тебя это совершенно не похоже, princesse. А со стороны твоих спутников выглядит не по-джентльменски.
Я кивнула, полностью с ним соглашаясь, но мне нечего было сказать в свою защиту.
Мы подошли к входной двери.
— Поосторожнее выбирай приятелей, с которыми проводишь время, cherie. Не у каждого такое доброе сердце, как у тебя.
— Прости, Папи. Я прямо сейчас поговорю с Джорджией.
Я обняла деда и вышла из полутемной галереи, моргая от яркого солнечного света. Купив в ближайшем цветочном магазине букет гербер, я отправилась домой, чтобы попытаться преодолеть рубеж и заключить мир с сестрой. Не знаю, цветы ли помогли или просто созрел момент для того, чтобы все простить и забыть, но на этот раз мои извинения были приняты.
Вместо того чтобы остудить мое желание видеть Винсента, слова Папи только подогрели его. Прошло пять невероятно длинных дней, и, хотя мы договорились встретиться в выходные и каждый день говорили по телефону и слали друг другу сообщения, все равно это время показалось мне вечностью.
Наладив, наконец, мир с Джорджией, я сразу схватилась за телефон, чтобы позвонить Винсенту. Но не успела я набрать номер, как на дисплее появилось его имя, мой телефон зазвонил.
— А я как раз собралась тебе звонить, — засмеялась я в трубку.
— Что ж, прекрасно, — донесся до меня его бархатный голос.
— Как Эмброуз, уже на ногах? — спросила я.
По моей просьбе Винсент ежедневно давал мне отчет о состоянии своего друга. На следующий день после того, как Эмброуз был заколот, раны начали затягиваться, и Винсент заверил меня, что, как всегда, Эмброуз будет «как новенький», когда проснется.
— Да, Кэти. Я ведь говорил, все в порядке.
— Конечно, знаю. Просто мне до сих пор трудно в это поверить, вот и все.
— Ну, ты можешь сама его увидеть, если захочешь прийти. Но может, лучше нам сначала прогуляться? И поскольку нам не удалось посидеть в кафе «Ле дю Маго» без того, чтобы кого-нибудь убили или покалечили, я подумал, можно было бы снова пойти туда.
— Согласна. У меня есть несколько часов до ужина.
— Заеду за тобой в пять?
— Отлично.
Когда я спустилась вниз, Винсент уже ждал меня, сидя на своей «Веспе».
— Быстро ты добрался, — сказала я, беря шлем из его рук.
— Приму за комплимент, — ответил он.
Это был первый холодный день в октябре. Мы сидели перед кафе на бульваре Сен-Жермен, под одним из высоких, похожих на фонари обогревателей, которые выставлялись возле всех уличных столиков сразу, как начинало холодать. Тепло обливало мои плечи, а горячий шоколад согревал изнутри.
— Да, вот это шоколад! — сказал Винсент, наливая в свою чашку густую жидкость и добавляя к ней горячего молока из второго кувшинчика.
Мы сидели и смотрели на проходивших мимо людей — в спортивных куртках, шапках и перчатках впервые в этом сезоне.
Винсент откинулся на спинку стула.
— Итак, моя дорогая Кэти, — начал он. Я вскинула брови, и он засмеялся. — Ладно-ладно, просто добрая старая Кэти. По нашему договору об обмене информацией я подумал, что должен ответить тебе на какой-нибудь вопрос.
— На какой именно?
— На любой, если только он будет касаться двадцать первого века, а не двадцатого.
Я немножко подумала. Что мне действительно хотелось знать, так это кем был Винсент до того, как вообще умер. В первый раз. Но он явно не был готов рассказать мне об этом.
— Хорошо. Когда ты умирал в последний раз?
— Около года назад.
— И как?
— На пожаре.
Я снова замолчала, гадая, как далеко он позволит мне зайти.
— А это больно?
— Больно что?
— Умирать. Я хочу сказать, что в первый раз это, конечно, то же самое, что любая другая смерть. Но вот потом, когда вы погибаете, спасая кого-то… это больно?
Винсент внимательно всмотрелся в мое лицо, прежде чем ответить.
— Да все точно так же, как у вас, людей, если вы, например, попадаете под поезд метро… Или задыхаетесь под грудой горящих бревен.
У меня по коже поползли мурашки, когда я попыталась представить, как человек… или ревенант… что ему приходится переживать весь ужас и всю боль смерти не один раз, но регулярно… По собственному выбору. Винсент прекрасно видел мою растерянность и взял меня за руку. Его прикосновение успокоило меня, но сверхъестественное воздействие было тут ни при чем.
