— А что с ним делать? — спрашиваю.
— Тебе — ничего. Ты просто пройдёшь через него. Через него проходит, вероятно, ваш Буратино, — а я уверен, что агенты Вечности — сущие Девятки, — с лёгкостью пройдёт и доктор. Понимаешь, о чём я?
— Силовое поле пропускает Девяток? — спрашиваю.
— Именно. Люди от Единичек до Восьмёрок не смогут пройти сквозь это поле или убрать его. Но Девятки — с лёгкостью.
— Ну хорошо, хорошо, — кивает Стёпка. — А как устранить охрану, как подобрать код?
— Вот теперь поговорим об оружии, — отвечает Шаман и отодвигает пустой стакан, доставая свою сумочку. — Я могу показать вам такую вот штуку. — Старик достаёт аппарат похожий на пистолет. — Такого оружия у нас полным-полно. Некоторые действуют для всех, некоторые только для той или иной ауры. Некоторые стреляют светом, другие — огнём, кислотой, даже обычными пулями. Понимаете?
Стёпка прищуривается.
— Кажется, понимаю. Ничего это не возьмёт охранников и дверь.
— Точно.
— Но у вас, вероятно, есть оружие, которое может активировать только Девятка.
— В точку, — кивает Шаман и убирает подобие пистолета. — Оно сможет разнести охранников в клочья, выбить кодовый замок, что не понадобиться никакого кода. А через силовое поле вы… ты, Артём, пройдёшь и без него. Это оружие может убить даже Буратино, и, возможно, доктора Вечность.
— Это уже мне нравится больше, — кивает Стёпка. — Давайте же его.
— Не могу, — улыбается Шаман. — Оно чуточку громоздкое. Не рыцарские доспехи, но и не поместится в эту сумочку. К тому же, стоит произвести некоторые… хм… небольшие операции с Артёмом в лаборатории.
Я слегка пугаюсь, и Шаман замечает по моему лицу.
— Ничего страшного, — спешит заверить он. — Ничего хирургического. Маленький прокол кожи. Ты его и не почувствуешь. Проверено. В Сызрани у нас есть лаборатория. По крайней мере, в некоторых шизогонических реальностях. Когда приедете туда, вас встретит наш агент. И если на тот момент доктор переместит вас в реальность, где не будет нашей лаборатории, агент переведёт вас на нужный уровень. На этом у меня всё. Есть вопросы? Только задавайте побыстрее, ибо мы уже подъезжаем, а чай просится наружу. Через несколько минут начнётся санитарная зона.
Долго висела тишина. О каких вопросах вы говорите, дедушка, у меня голова опухла, как будто я только что узнал все тайны мироздания, и пытаюсь разобраться в их концепциях.
— Вижу, нет вопросов.
— Нет, — вздыхает Стёпка. — Всё предельно ясно.
— Тогда, с вашего позволения, — Шаман встаёт и выходит, не забыв прихватить сумочку. — Вернусь через пару минут.
С открытой дверью, в душу врывается чувство опасности. Где-то там, извне, бродит Буратино. Что если он стоит недалеко возле окна? Но старик, кажется, уже не боится его и исчезает за углом, оставив купе открытым. Стёпка немедленно исправляет это и падает на кровать Шамана.
— Ни в какие рамки не лезет, — ноет он, схватившись за голову.
— Что здесь вообще творится? — нервничает Сергей. — Я половину не понял из слов этого деда.
— Я понял всё, — отвечает Стёпка. — Но это так…
— Огромно, — заканчиваю за друга.
— Что-то типа того.
— Тогда может, вы мне объясните, — просит Сергей.
— Что мы будем тебе объяснять, — недовольно отзывается Стёпка. — Задавал бы вопросы Шаману. Вот вернётся и спроси что непонятно.
— Да ну. Я как-то стесняюсь, — потупил взгляд Серый.
На несколько секунд меня охватывает мерзкое предательское желание бросить все эти походы в Питер, мой чёртик в подсознании как бы взвыл: ты взвалил на себя непосильную ношу для тринадцатилетнего парнишки. Но я постарался заткнуть его. И даже не из-за совести перед младшим братом. Я слишком далеко зашёл, чтобы отступать. Вернуться домой — вот теперь цель. Или умереть от руки таинственного доктора Вечности. Но остаться в хаосе шизогонических реальностей, стать сумасшедшим стариком, который охотится за недоступными для людей вершинами — нет. Влачить существование бомжа с плюшками. Увольте.
— Ну кто что думает по сложившейся ситуации? — спрашивает Стёпка, оглядывая меня с Сергеем.
— Сидеть тебе надо было дома и не высовываться, ворчит старший.
— Это интересно, — кивает Стёпка, и в его голосе я слышу неудовольствие. — Только мне нужны факты, а не стенания о прошлом.
— Всё это так сложно, что я боюсь, что мы не справимся, — говорю, стараясь перевести тему, дабы между братьями не разразилась ссора.
— Хорошо, а что делать? — шипит Стёпка. — Давай, сейчас старикашка вернётся, а мы ему скажем: ох, извините, для нас это так сложно, хочу остаться с вами и стать вашим агентом.
— Ни за что. Это убого, — хмурюсь.
— Погодите, а кто сказал, что у этого Шамана есть какое-то движение? — вдруг спрашивает Серёга. — Мне кажется, что у него ничего нет, кроме бубна.
— Старичок статный, — пожимает плечами Стёпка и задумчиво глядит в никуда. — Хотя, может, и нет, но вот в Сызрани мы же и проверим. Я так понимаю, что каждый из нас склонен идти дальше. До победного конца?
В общем, так мы рассуждаем ещё некоторое время, поезд начинает тормозить, и только тогда мы замечаем, что Шамана нет уже почти двадцать минут.
— Что же такое, — хмурюсь я. — Может, его Буратино встретил? Давайте я схожу и проверю.
— Стой, — Серёга хватает меня за плечо. — Опасно это. Не вернулся, так не вернулся.
— Но он же нам не дал адрес этого гадского музея, — возмущаюсь. — Где нам его искать?
Стёпка внезапно выходит на поверхность из размышлений и говорит:
— Если нас действительно встретит его агент, то, думаю, проблема решена. А вот в туалет, думаю, можешь не ходить. Ты всё равно не найдёшь там нашего старикашку.
— Почему? — хмурюсь.
— Предполагаю, что нас снова переместили в другую реальность.
Я холодею, а Серый вдруг вскрикивает:
— Вы посмотрите, что за окном!
Мгновенно сорвавшись с мест, мы липнем к стеклу, и я вижу пейзаж меня пугающий. Состав проезжает мимо здания, видимо, вокзала. Обшарпанные жёлтые стены больше напоминают тюрьму, на окнах массивные ржавые решётки, перрон огорожен противотанковыми ежами с протянутой между ними колючей проволокой. И вдоль здания вокзала, в зловещем свете фонарей, высятся часовые в зелёных пограничных куртках, с оружием в руках. Некоторые держат на цепи овчарок. Их глаза хмуро наблюдают за проносящимися окнами, а во взгляде читаются холодность и враждебность.
Прежде чем поезд остановился, я заметил, как один из таких солдатиков тащит за волосы пожилую женщину, а та упирается и вопит. Картинка пронеслась мимо меня за три секунды, заставив сердце сжаться.