Черная куча на кровати зашевелилась. Сначала слегка задрожала, а потом начала менять очертания. Как будто человек крепко спал — или находился в состоянии, похожем на сон, — а теперь проснулся. Задвигал конечностями, оторвал от подушки голову, попытался сообразить, что с ним происходит. И наконец сел на кровати, скрестив ноги. Определенно мужчина, убедилась Аомамэ.
— Время, господин, — повторил Бонза.
И тут мужчина с шумом выпустил воздух из легких. Его выдох был тяжелым и медленным, будто со дна глубокого колодца. Затем последовал вдох — столь же долгий, но бурный и прерывистый, как ветер меж деревьев в лесу. Два разных звука, сменяя друг друга, повторялись снова и снова, а между ними повисали долгие интервалы тишины. Слушая это размеренное и многозначное дыхание, Аомамэ ощутила себя в абсолютно чуждом ей мире. Все равно что на дне океана или на неведомой планете. Докуда можно только добраться, но откуда возврата нет.
Глаза Аомамэ никак не хотели привыкать к темноте. Во всей комнате она различала только огромный силуэт человека, сидящего на кровати. Куда он смотрит — не разобрать. Видно лишь, как его плечи медленно опускаются и поднимаются в такт дыханию. Само дыхание очень специфичное. Так дышат сознательно, с особой целью, подключая как можно больше внутренних органов. Она представила, как движутся при этом его мощные плечи, как поднимается и опускается диафрагма. Обычному человеку так дышать не под силу. Этот навык вырабатывается лишь долгими дыхательными практиками.
Бонза стоял за ее плечом, вытянувшись по стойке «смирно». Дышал он, в отличие от своего босса, неглубоко и часто. Застыв как статуя, он ждал, когда начальство завершит свои респираторные упражнения. Ожидание это, похоже, составляло одну из ежедневных обязанностей Бонзы. И Аомамэ оставалось только ждать вместе с ним. Видимо, дыхательная процедура была необходима человеку на кровати для полного пробуждения.
Наконец это странное дыхание начало успокаиваться, примерно как сбавляет обороты завершивший работу станок. Паузы между вдохами и выдохами становились все дольше, пока человек не выжал воздух из легких в последний раз, и комнату затопила бездонная тишина.
— Время, господин, — сказал Бонза в третий раз.
Голова человека на кровати медленно повернулась.
Похоже, в сторону Бонзы.
— Можешь идти, — произнес человек глубоким баритоном. Твердо и внятно. Стопроцентное пробуждение, отметила Аомамэ.
Отвесив неглубокий поклон, Бонза вышел. Дверь закрылась, и Аомамэ осталась с клиентом один на один.
— Извини, что темно, — сказал мужчина.
— Ничего страшного, — отозвалась Аомамэ.
— Без темноты нельзя, — мягко пояснил он. — Но ты не волнуйся, тебя никто не обидит.
Она молча кивнула. Но потом сообразила, что в темноте этого не увидеть, и ответила:
— Хорошо.
Собственный голос показался ей странно высоким.
Несколько долгих секунд мужчина смотрел на нее. Даже во мраке она ощущала на себе его взгляд. Пристальный, испытующий. Этот человек не просто смотрел на Аомамэ, он будто вглядывался в ее нутро. Исследовал ее душу до самого дна. Ей почудилось, будто с нее сорвали одежду, всю до последней тряпки, и выставили перед этим мужчиной в чем мать родила. И теперь его взгляд забирался к ней под кожу и проникал в ее мышцы, внутренности, утробу. Этот человек видит в темноте, как кошка, подумала Аомамэ. Считывая даже то, что обычным людям и при свете не разглядеть.
— В темноте лучше видно, что происходит, — пояснил мужчина, словно угадав ее мысли. — Но когда проживешь во тьме слишком долго, потом очень трудно возвращаться на свет. Поэтому иногда нужны перерывы.
В его взгляде не было вожделения. Он просто исследовал Аомамэ, как объект. Так пассажир судна, стоя на палубе, изучает проплывающий мимо островок. Вот только пассажир не простой. Он умеет видеть острова насквозь. Под этим острым, всепроникающим взором Аомамэ вдруг осознала, насколько ее тело убого и несовершенно. Хотя обычно подобными комплексами не страдала. Наоборот, если не считать разнокалиберных грудей, телом своим она даже гордилась. Каждый день заботливо следила за тем, как оно себя чувствует, как выглядит. Каждая мышца подтянута, ни единой складочки. Но теперь, под взглядом этого человека, Аомамэ показалось, что ее тело — старый безобразный мешок, набитый мясом и костями.
Словно догадавшись о том, что творится в ее душе, мужчина прекратил этот жуткий досмотр. Аомамэ ощутила кожей, как его взгляд вдруг утратил силу. Так падает напор воды в шланге, из которого поливают лужайку, если кто-нибудь в доме завинтит кран.
— Извини, ты не могла бы приоткрыть шторы? — тихо сказал мужчина. — Тебе же будет легче работать.
Аомамэ опустила сумку на пол, подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы, отдернула кружевной тюль. Вечерний город залил комнату призрачным сиянием. Огни токийской телебашни, фонари скоростной магистрали, вспышки автомобильных фар, горящие окна небоскребов, неоновые вывески на крышах зданий — вся иллюминация сумеречного мегаполиса хлынула в гостиничный номер. Светлее в комнате не стало. Но теперь хотя бы можно было разобрать, где какая мебель стоит. Тусклый сумрак вызвал прилив ностальгии. Это было свечение мира, где она привыкла существовать. Внешнего мира, которого ей так сейчас не хватало. Но даже такой слабый свет вызвал у мужчины страдания. Когда она обернулась, он все так же сидел на кровати, скрестив ноги, и прятал лицо в ладонях.
— Что-то не так? — спросила Аомамэ.
— Все в порядке, — ответил он.
— Может, все-таки немного задернуть?
— Оставь как есть. Просто у меня проблемы с сетчаткой. Глаза привыкают к свету не сразу. Нужно немного времени. Садись и подожди, если не трудно.
Воспаление сетчатки, припомнила Аомамэ. Чаще всего приводит к полной слепоте. Впрочем, это уже вне ее компетенции. То, с чем нужно работать ей, к зрению отношения не имеет.
Пока мужчина, закрыв лицо руками, привыкал к свету, Аомамэ опустилась на диван напротив и постаралась разглядеть своего визави, насколько возможно. Наконец— то пришел черед изучить того, с кем имеешь дело.
Человек и правда огромный. Не толстяк. Просто огромный — как ростом, так и вширь. Силищи не занимать. Да, хозяйка предупреждала, что он великан, но Аомамэ даже представить не могла, насколько это буквально. Хотя, казалось бы, глава религиозной секты вовсе не обязан быть таких исполинских размеров. Аомамэ представила, как это чудовище насилует девочек, и лицо ее невольно перекосилось. Вот он, абсолютно голый, склоняется над беззащитным тельцем. Какое сопротивление может оказать ему десятилетняя девочка? Тут и взрослой-то женщине просто некуда деться.
