— Да…
— Вот и умница, — демонстративно приложившись к Юлиным сжатым губам, Паша вернулся в комнату; через секунду там привычно скрипнул диван и зашуршала газета.
— У тебя неплохо получается, — Аня с улыбкой наблюдала, как Борис расправляет тент, — сотни полторы за день заработаешь.
— Я не бомж, — сидя на корточках, Борис поднял голову.
— Я этого и не сказала. Но на бизнесмена ты тоже не тянешь.
— А на кого я тяну?
— На человека, перебивающегося случайными заработками.
— Да?.. А на писателя никак?
— Ух, ты! — Аня даже опустилась на стульчик, — чего, правда?
— Правда, — закончив работу, Борис выпрямился.
— Ну, держи, писатель, — «хозяйка» протянула полтинник, — слушай, а о чем ты пишешь?..
— …Анька! Раскладывайся быстрее, а то ни пройти, ни проехать!.. — раздалось справа, куда загорелый жилистый паренек подкатил телегу с товаром.
— Не спеши, а то успеешь! — огрызнулась Аня.
— Ладно, не буду мешать, — Борис не спеша пошел к выходу из палаточного городка, уже выросшего перед рынком.
Город, с которым он так недавно расстался, казался почти родным, ведь за прошедшие дни здесь ничего не изменилось; возникло даже ощущение, будто он вернулся домой. …С чего бы это? — подумал Борис, — обычный город, похожий на десятки других. Нет, эта Аня не может быть связана с Анной из «мертвого города» — я не чувствую связи, а, наверное, должен был бы… хотя, может, и не должен… Откуда он вообще взялся, «мертвый город»?..
Знакомой дорогой Борис направился к ночлежке тети Даши; вошел в калитку, над которой красовалась корявая вывеска «Фрукты оптом здесь»; толкнул дверь. Запах пота и какой-то еды встретил его уже в коридоре; через открытую дверь комнаты был виден один из постояльцев, внимательно смотревший в окно. Борис постучал.
— О! — азербайджанец, имени которого он не помнил, обернулся, — ты же, вроде, уехал!
— Как уехал, так и приехал, — Борис поставил сумку, — еще хоть пару дней пожить у вас можно?
— Брат, наверное, нет, — азербайджанец покачал головой, — Гурам вчера вернулся и теперь у нас все занято. Слушай, а чего ты не хочешь в гостиницу? Там девочки, вода горячая… да если б хозяин не считал за нами копейки, я б, точно, в гостинице жил!
— А кто здесь хозяин?
— Хозяин там, — парень показал, то ли на небо, то ли в ту сторону, где, по его мнению, находился родной Азербайджан.
— Ясно, — Борис снова взял сумку.
— Ты хороший человек, — азербайджанец вздохнул, — но понимаешь, у нас работа. У нас не гостиница.
— Вопросов нет, — Борис вышел во двор, подумав при этом: …Может, так будет даже правильно, а то живу черти где — «челноки» с рынка, и те за бомжа принимают; в гостинице хоть помоюсь, постираюсь…
По легким кучевым облачкам солнце вскарабкалось еще только на полнеба, но его дыхание уже палило землю. Прохлада убегала, забиваясь под деревья, под пестрые зонтики летних кафе, которые распускались на сером асфальте, словно цветы.
Борис прошел мимо палаточного городка, постепенно наполнявшегося народом. …Аня уже, небось, разложилась… нет, девчонка она неплохая, но не та… Миновал гостиницу. …Устроюсь после двенадцати, чтоб не платить за лишние полусуток. Есть тоже что-то пока не хочется… Не найдя более интересной темы, мысли вернулись в прежнее русло. …Зачем же мне показали «мертвый город» и жуткое средневековое шоу?.. Интересно, кто-то управляет нашими снами, кроме нас самих? Возможно — ведь лично у меня фура с килькой уж никак не могла ассоциироваться с инквизицией… нет, «управляет» — неправильное слово; скорее, так может давать о себе знать божья искра, заключенная в каждом — типа, включает память о прошлой жизни. Я ж всегда мечтал увидеть хоть одну из них!.. Стоп! Получается, в каком-то качестве я участвовал в тех событиях? И кем же я мог быть? Инквизитором или священником? Вряд ли. Христианские догмы — изначально не мое; остается еще Анна… блин!.. — Борис усмехнулся, пытаясь вообразить себя женщиной, — хотя чем такое превращение отличается от превращения в ветер или огонь? Да ничем! Просто стихии мне ближе, чем конкретное существо другого пола… или я неверно понимаю логику всей череды жизней? Нас же может бросать из одной крайности в другую, чтоб передать максимум знаний и ощущений!.. То есть получается, никакой логики в последовательности сменяющих друг друга жизней нет?.. А тогда мы никогда не сможем выстроить схему, чтоб отличить правду от собственных фантазий, и не стоит искать в настоящем свое прошлое — оно умирает навсегда, оставляя лишь глобальную мудрость, из которой нельзя вычленить конкретные имена, города, даты… Действительно, что я пытаюсь вспомнить, если та жизнь принадлежала другому человеку, которого больше нет?..
Борис почувствовал, что прекрасная конструкция, которую он кропотливо создавал в своих мыслях, рушится; нет, она не погребла его под обломками, но смотреть на эти руины было невыносимо больно. Он свернул в сквер, где струи фонтана наполняли воздух приятной влагой и ощущением прохлады; они взлетали вверх, искрясь, превращаясь в десяток маленьких радуг, и падали, бурля белой пеной. Было в этом нечто завораживающее, вечное, несоизмеримое с человеческой жизнью.
Борис опустился на скамейку. Мысль о том, что в прошлой жизни он мог быть водой, показалась ему гораздо ближе, нежели существование в образе женщины. …Но ни то, ни другое нельзя доказать… даже не то, чтоб доказать кому-то — ни в том, ни в другом нельзя быть уверенным самому!.. — тем не менее, созерцание воды восстанавливало тонкую связь с вечностью, в которой мы жили, живем и будем жить.
Два парня, прихлебывая пиво, уселись рядом; их громкие воспоминания о «забойном» вечере разорвали благостную связь, и Борис, словно очнувшись, обвел взглядом пустой сквер — наверное, люди воспринимали его исключительно как место отдыха, а по утрам, деловые и суетливые, они спешили по грязным тротуарам мимо облезлых домов, демонстрируя свою значимость в хорошо освоенном тесном мирке.
Правда, на противоположной стороне фонтана нежился на солнышке бомж в засаленном пиджаке, надетом на голое тело, и совершенно безотносительно к нему, Борис вдруг подумал: …Все равно божья искра существует и несет любовь всем, кто хочет ощутить ее, кто способен поверить, что жизнь гораздо прекраснее, чем ее представляют убогие люди, живущие лишь будущим, холодным и неизвестным!.. Пусть нам не дано проследить все связи, но их не может не быть, иначе ведь все бессмысленно!..
