Алена поежилась от страха, пронизывающего все ее существо. Этот вкрадчивый, ленивый голос проникал буквально в каждый уголок сознания и превращал ее в марионетку.
–– Мне.. хо-холодно, –– еле слышно прошептала она, желая прервать излияния безумца.
–– Здесь тепло, –– подозрительно прищурился кэн.
–– Если вы греетесь в холодильнике, это не значит, что он обогреватель!
Рэй улыбнулся и покосился в сторону входной стены. Алена проследила взглядом и покраснела. В комнате появился незнакомый мужчина. Он подошел к ним и начал что-то говорить Лоан. Девушка в смятении спешно попыталась слезть с колен, но кэн не дал: осадил взглядом, зажал одной рукой, а другой начал яростно ласкать ее, исторгая невольные стоны из горла, и при этом, как ни в чем не бывало, разговаривал с посетителем.
Алену переворачивало от стыда, бессилия и ярости. Она только и смогла уткнуться кэн в грудь, спрятав лицо, и прикусить губу, чтоб сдержать рвущиеся наружу слезы унижения и стоны.
–– Бесстыдное, бессердечное животное! –– выдохнула девушка, как только незванный посетитель ушел. –– Ненавижу! Как ты можешь?!
–– Что? –– искренне удивился Лоан
–– Неужели тебе не стыдно? Ты.. ты специально, да? Всем нужно узнать, что ты меня имеешь? Показать, как ты обращаешься с тэн? Тебе нравится унижать? –– она готова была расплакаться от пережитого стыда.
–– Мне нравится ласкать тебя…злить! –– заулыбался кэн. –– Какая разница, кто при этом присутствует? Почему я должен сдерживать себя?
–– Беспринципный извращенец! Хоть бы постыдился своей наготы! Эксгибиционист! Почему я это должна терпеть?! Ты меня еще перед всем экипажем нагую выстави!
–– И выставлю, если будешь плохо себя вести, –– с самым серьезным видом заявил Рэй, мысленно умиляясь наивности и закомплексованности девушки. –– Ты моя наложница. Я властен делать с тобой, что пожелаю. И это прекрасно.
–– Ты зверь! Без стыда, без…
–– Совести. Что там еще по списку? Ах, да - скромность, справедливость, –– съязвил парень. –– Все это, милая, архаизмы, не имеющие у нас значения. Почему я должен стыдиться собственного тела, тем более, если оно в прекрасной форме? Почему бы мне не показать свою тэн, которая божественно красива? И что ужасного в том, что тебя увидели нагой? В объятиях мужчины, твоего господина?
–– Между прочим, это…неприлично, –– растерялась девушка. –– Совесть и справедливость не архаизмы и ... это разные понятия.
–– Я в курсе, милая. Только исток один и суть одна, как и определение на весь спектр - комплексы. Гирьки такие, на твоей очаровательной шейке. Очень нужные кому-то оковы, облаченные в пиитические наряды, но бессмысленные и пустые. Не многовато их у вас?
–– В самый раз. И это не комплексы, а моральные устои! Интересно, если все это, по-твоему, недостаток, то, что достоинство? Черствость? Жестокость?
–– Черствость? С этим понятием я не знаком и потому судить не буду, а вот жестокость... Разумная жестокость, как и человек, способный проявить ее - достойны уважения.
–– Значит, мальчишка, мучающий котенка, достоин уважения?! –– поразилась девушка.
–– И много у вас таких? –– в ответ удивился кэн.
–– Каких?
–– Юных садистов с отягощенной наследственностью и явными признаками вырождения?
–– Можно подумать, у вас их нет.
–– Представь –– нет. У нас и в голову никому не придет мучить животное, –– пожал он плечами. –– Зачем? Доставить себе удовольствие? Это извращение и отклонение в психике. Бессмыслица. Значит, в период молекулярной закладки эмбриона произошел сбой, в цепь хромосом прокралась некачественная реципиентная клетка. Это либо исправляется на первой стадии развития плода, либо ДНК уничтожается полностью.
Алена с любопытством посмотрела на парня: интересный подход к деторождению. Галактические спартанцы?
––А больных вы тоже убиваете? Детей?
Лицо кэна в момент окаменело, взгляд стал жестким, непримиримым, пугающим. Алена пожалела, что не прикусила язык, хотя, если разобраться, что она такого сказала?
Рэйсли молча пересадил девушку с колен на постель и начал одеваться, и только, когда осталось надеть пояс и браслет, повернулся к ней и прокурорским тоном выдал:
–– Пока ваша медицина будет практиковать детоубийство, а взрослые будут заботиться о себе больше, чем о будущем своих детей, вы будете вымирать. От болезней, катаклизмов, случайностей, суицидов …вымирать ветками, династиями. У вас ‘ прекрасное’ будущее!
Это звучало, как обвинение, но Алена не поняла: причем тут она?
Рэй, видимо, тоже это сообразил и, смягчившись, кивнул:
–– Одевайся. Пойдешь со мной.
Ворковскую мигом сдуло в ванную комнату, и не важно было куда ее поведут? Главное, она могла одеться и пройтись. Трусики, джинсы и кофточка с длинным рукавом показались ей самыми лучшими изобретениями человечества. Она поморщилась, натягивая кофту на грудь, та неприятно болела, видимо, после общения с кэном, и выскочила, боясь, что Рэй передумает и уйдет без нее.
Он не передумал. Толкнул ее на кровать, схватил за лодыжку, защелкнул на ней серебристый мигающий обруч и потащил из комнаты. Обруч показался Алене тяжелей отцовской кувалды и вдавливал голую ступню в решетчатый пол. Это было больно и замедляло шаг, а кэн несся по коридору, словно опаздывал на званый вечер.
–– Мне больно! –– на первом же повороте заявила Алена, дернув руку. –– Ты в ботинках, а я с голыми ногами, мне решетка в ступню впивается! Я, между прочим, не Зена и не Геракл и не могу устраивать спринт с арматурой на лодыжке!
Парень даже не повернулся, но внял и пошел помедленнее, а через пару минут остановился и нажал пятерней на стену.
Они оказались в просторном помещении с огромным, во всю стену иллюминатором, за которым плыл космос: темно-синее, почти черное пространство и масса точек, одни поярче, другие еле заметны, а вдали, слева, небольшая сфера, наполовину скрытая тенью. Алена открыла рот от восхищенья, похлопала ресницами пару минут и с довольной улыбкой обвела взглядом помещение: а ничего ’коморка’!
Внизу иллюминатора шла серебристо-голубоватая панель с массой каких-то экранчиков, кнопочек, шариков, висящих над ней, и прочими непонятными техническими приспособлениями. У панели, в креслах с высокими спинками и подголовниками, висящими в воздухе, сидели два мужчины. Они развернулись лицом к Лоан и о чем-то заговорили с ним.
Один пожилой, лысый, с усталым, недовольным лицом и колючим взглядом глубоко посаженных, серых глаз, другой значительно моложе с темным ежиком волос, орлиным носом, наглым взглядом и восковой, неприятной кожей, как, впрочем, и у первого. Он держал в руках кружку, на которой для полноты сходства с привычными для Алены чашками явно не хватало надписи ’Козерог’ или ‘Nescafe’, и хищно поглядывал то на девушку, то на сотоварищей.
