— Скажите, а что привело вас ко мне?
— Меня направил к вам изобретатель Гопс. Он же, возможно, и убедил режиссера Ингрема поручить мне исполнение главной роли. Ах, замучили меня Ингрем и ваш Гопс, особенно Гопс.
— А при чем тут Гопс? Какое ему дело?
— Это и для меня загадка. Надеюсь, вы поможете мне ее разгадать. Мне говорили, что Гопс выполняет ваше поручение.
— Это не совсем точно. Он ищет экспериментальных подтверждений моей гипотезы. Но он находится на ложном пути.
— Не думаю, — сказал Джонс.
— Как вы можете судить о тонкостях современной физики, вы, провинциальный актер.
— Когда закончат работу над монтажом фильма, меня будет знать весь мир.
— Вы не преувеличиваете?
— Нисколько.
Облачко табачного дыма закрыло его лицо. И в тот же миг все погрузились во тьму. Голос из тьмы, невидимый голос, спросил меня:
— Что случилось? Почему темно?
— Не знаю. По-видимому, перегорела электрическая лампочка. Сейчас проверю.
Только через минуту я спохватился и сообразил, что это был другой голос, не голос актера Джонса, а голос того, кто говорил со мной по телефону.
От волнения руки мои плохо повиновались. И когда я включил наконец запасную лампочку, я растерялся. В кресле вместо Джонса сидел совсем другой человек. Это был действительно Эдгар По. Превращение было не только психическое, но и физическое. Большие задумчивые глаза смотрели на меня. Лицо удлинилось. Фигура стала гибкой и стройной.
— Это вы, Джонс? — спросил я.
— Нет, — услышал я мечтательный и красивый голос. — На этот раз уже не Джонс, а Эдгар Аллан По.
— По? Эдгар Аллан По? Этого не может быть. Он усмехнулся и не стал убеждать. Он сидел напротив меня. Часы на моей руке подтверждали, что время не стояло на месте и секунды текли, превращаясь в минуты, обновляя всегда куда-то спешащее бытие. Он сидел с таким видом, словно у него не было никаких дел и забот ни в настоящем, ни в прошлом, ни в будущем, и он был освобожден от всех обязанностей, свойственных человеку.
Прошел час, а он все сидел. О чем он говорил со мной? Почти ни о чем. Сделал два или три каких-то незначительных замечания, относящихся к трезвой обыденности электрического света.
— Я предпочитаю колеблющийся свет свечей, — сказал он. — В вашем мире невозможен ни Рембрандт, ни Бетховен. Слишком все отчетливо… И я тоже здесь невозможен, здесь, в вашем мире, где нет теней.
— А в вашем? — спросил я.
Он оставил мой вопрос без ответа. После паузы, длившейся слишком долго, он прочел отрывок из своего стихотворения «Улялюм»:
Разговор наш был грустный и серый,
Вялых мыслей шуршал хоровод,
Тусклых мыслей шуршал хоровод…
— Разве мы говорили? — спросил я. — О чем?
— Почти нет, — ответил он. — Все же между нами столетие, Дадлин.
— Но вы здесь, — сказал я. — Я могу дотронуться до вас рукой.
— Не нужно, — отстранил он мою руку.
— Надеюсь, вы все же не призрак?
— Я слишком толст и вульгарен для призрака. Не правда ли? — Сказав это, он достал носовой платок из кармана и провел им по лицу, словно стирая грим.
И в то же мгновение он снова превратился в Джойса, превратился при электрическом свете у меня на глазах, не погружаясь в сумрак. На вульгарном лице играла самодовольная улыбка.
— По-видимому, все-таки грим, — сказал я.
— А может, талант? — спросил он.
— Талант, талант. Все твердят это слово, и, в сущности, никто толком не знает, что это такое.
— Таланту нужны тени, сумрак, как Рембрандту. Ну, как я сыграл?
Я промолчал. Если это только не было шарлатанским трюком или обманом чувств, передо мной сидел гений.
Я проводил Джонса до дверей, с изумленным недоверием разглядывая его стереотипную вульгарную фигуру.
4
Самуил Гопс протянул мне свою короткую толстую руку и, доверительно приблизив лицо, спросил:
— Ну, как Джонс?
— Выдающийся актер, — сказал я.
— А по-моему, посредственность.
— Но он буквально на моих глазах превратился в По. Ни на сцене, ни на экране мне не доводилось видеть таких превращений.
— Вульгарен. И глуп, — сказал Гопс.
— Да, пока он был Джонсом, но когда он превратился в По…
— Превратился? Не он превратился, а я его превратил. Согласно вашей гипотезе…
— О гипотезе в другой раз. Сейчас меня занимает этот феномен. Кто этот Джонс?
— Точка, где пересеклись зигзагообразные линии. Согласно вашим подсчетам…
— Довольно, Гопс. Вы очень произвольно и неряшливо толкуете мою гипотезу. Кто Джонс, спрашиваю, кто он, сумевший…
— При чем его умение? Он точка, в которой пересеклись… Неужели вы не догадались, что в вашем кресле сидел настоящий По. Согласно вашим вычислениям…
— Довольно, Гопс, хватит меня дурачить. Я хочу посмотреть фильм, поставленный Ингремом. Ваши попытки подтвердить мои идеи… я, разумеется, их ценю. Но вы на ложном пути. Позвоните Ингрему.
Гопс набрал номер и крикнул в трубку:
— Ингрем? Это Гопс говорит. Нам с Дадлином хочется взглянуть на ваш материал. Завтра? Нет, безусловно, сегодня. Через полчаса будем у вас на студии.
Ровно через полчаса мы были там. Ингрем почему-то не пожелал возиться с нами. Сославшись на занятость, он ушел в монтажную, поручив одному из своих ассистентов объяснять то, что едва ли можно было объяснить на языке здравых реальных фактов и обыденной логики.
Самуил Гопс сел со мной рядом в кресло с таким видом, словно он был главным постановщиком фильма.
— Главное — настойчивость и упорство, — сказал он, загадочно усмехаясь. — Это безусловно. С их помощью я преодолел закон природы и вытащил его со дна прошлого.
— Вы имеете в виду этого провинциального актера с поросячьими глазками?
— Нет, того, другого, кто жил сто с лишним лет тому назад.
— Опять принялись за свое? Чушь! Бред!
— Но, согласно вашим подсчетам, координаты…
— Перестаньте! Вы ровно ничего не поняли. Моя идея не имеет ничего общего с вашей жалкой метафизикой.
Я взглянул на Гопса, Недоверчивая усмешка кривила его лунообразное лицо.
— Метафизикой? — сказал он. — Сейчас вы разубедитесь. — И показал на экран своей короткой, как сарделька, рукой.
5
— Ну, что вы скажете теперь? — спросил меня Гопс, когда с экрана исчез последний кадр фильма и в зале снова горел трезвый будничный свет.
— Что я могу сказать. Джонс гений. Я никогда не видел подобной игры. Это было полное превращение в другого, некогда существовавшего человека. Настоящий, подлинный Эдгар По, бесподобным мастерством актера возвращенный нам из прошлого.
