– Заболеет? – задумался я, и вновь уверился в мысли, что Домашние Хранители нужны. Действительно, бывало так, что корова заболевала, и не всегда усилия местных лекарей приводили к выздоровлению: целебные травы не помогали. Ну, конечно, лекари – всего-навсего жителюди, они не могут проникнуть в глубь сущего. Они лишь помнят навыки родителей, места произрастания трав и способы их приготовления.
– Вот для этого и следует просить Всехвысшего, – удовлетворённый моим молчанием, произнёс проповедник.
– А если заболеет человек? – настала моя очередь спрашивать. Вот, поди ж ты! Из, казалось бы, пустого спора появляются такие важные мысли. – Что делать в этом случае?
– Тоже просить Всехвысшего. – Проповедник словно обрадовался, что может в чём-то просветить меня.
– И при болезни коров, и при болезни жителюдей? – начал переспрашивать я. – И…
– И об урожае, и о хорошей погоде, – решил закрепить свой успех проповедник, вновь перебив меня. Но я-то хотел спросить его совсем об ином…
– Обо всём – одного? – уточнил я.
– Конечно, – подтвердил проповедник.
– Как же он сможет всё успеть? – удивился я. – У него что, тысяча глаз? Или тысяча рук?
– Он может всё, потому что Он – Всемогущий.
Я промолчал. Такого количества функций у одного существа я себе представить не мог.
– Кстати, почему вы называете жителей вашего посёлка жителюдьми? – в свою очередь спросил проповедник.
– Потому что так их называли всегда. И они сами себя так называют, – удивился я вопросу. – Ах, вы имеете в виду причину!.. Они живут – поэтому они жители. Но они… не вполне люди. Хотя некоторые из их детей могут ими стать. Поэтому мы и называем их жителюдьми.
– Люди – это все, живущие на земле! – напыщенно произнёс он, поднимая правую руку. – Всемогущий сотворил всех равными, подобными себе.
– Если подобными, почему они не всемогущи? – возразил я, и продолжил: – Люди не могут быть равными, различие идёт практически от рождения: у одних есть Искра, у других её нет и не может быть. У третьих она появляется и гаснет.
– Разве это отличает человека от нечеловека? – удивился он.
– А что же? – пришла моя очередь удивляться. – Взгляни в глаза зверя – ты не увидишь в них никакой Искры. Внешнее подобие – ещё не сходство. Заяц и кролик похожи, но не сходны. Это разные существа.
– Ну, если так рассуждать… – видно было, что и мои слова поставили его в затруднительное положение.
Я решил помочь ему, а заодно проверить одну догадку.
– Скажи, почему ты при встрече, едва увидел меня, решил, что я – проповедник.
– Я увидел в твоих глазах Свет… – тихо сказал он. – Как и у меня… И потому подумал так.
Я вздрогнул. Он продолжил:
– Но теперь, после твоих слов… я не пойму: может быть, это дьявольское Пламя?
Лицо его перекосилось, он принялся делать руками какие-то жесты, будто отмахивался от меня.
Я не понял его слов. Нет, я знал, что мои глаза необычны: иногда я видел их отсвет в глазах учеников, а иногда в воде источника.
Но я всегда полагал, что в моих глазах горит Огонь. Огонь, а не Свет, и тем более не Пламя. Пламя полыхало в его глазах, но он почему-то считал его Светом…
Я думал так, потому что видел Огонь в глазах своего Учителя. А огонь всегда загорается от огня. Так верно для обычного огня, в кострах и очагах, то же верно и для любого другого Огня. Огонь от Огня.
И когда я смотрел в глаза своих учеников, мне казалось, что мой Огонь сливается с их Искрами, и от этого они становится сильнее: Искры увеличивали Огонь, окружая его, а Огонь помогал гореть Искрам. И, может быть, из сочетания Огня и Искр появляется Свет? Но разве может рассуждать о Свете несущий Пламя?
Проповедник продолжал что-то бормотать и размахивать руками, а я молча смотрел на него. Теперь с сожалением.
Он не видел разницы между Огнём и Пламенем! И не понимал того, что в его глазах полыхает именно Пламя.
Да, Пламя тоже способно осветить, и порой очень ярко. Ему бывают подвластны такие стороны нашего мира, которые при помощи Огня и не увидишь. Очень страшные стороны. Но иногда все страхи являются не чем иным, как порождением самого Пламени!
Кто из нас не грелся у костра? И кто не обращал внимания на танец теней, образующийся у каждого костра? Тени возникают от всего: от движений сидящих людей, от беспорядочной толкотни мошек, от соседних языков огня.
То же происходит и с Пламенем: одни языки отбрасывают тень других, и рождают страхи, которых пугаются люди. А Огонь всегда светит ровно, и одна его часть не мешает другой.
Этому Учитель успел научить меня – так, чтобы я понял. Возможно, он позабыл передать какие-то детали, даже очень важные детали. Например, какие нелепые Выборы могут иногда совершать ученики, и мне пришлось долго мучиться, прежде чем понять поступки Керма, Раста и Сенса. Но отличие Огня и Пламени Учитель разъяснил очень подробно, видимо, считая очень важным.
Я думал об этом, глядя на проповедника. Как объяснить ему различие между Огнём и Пламенем, если Пламя скрывает от него всё, в том числе и солнечный свет? Он не сможет понять ничего из моих слов, потому что убеждён в собственной правоте и не способен сомневаться.
Слушал ли его кто-то? Вряд ли. Если бы он нашёл где-нибудь благодарных слушателей, то наверняка остался бы там, проповедуя всем без разбора: и детям, и взрослым. А это могло произойти, на мой взгляд, лишь в одном случае: если в одной из Общин вдруг не стало Учителя, и жителюди позабыли о своих Водных, Подземных, Воздушных, и не знали, как устроен мир по-настоящему. Сила убеждения у него огромная. И он смог бы, пожалуй, убедить всех жителюдей, И что тогда произошло бы?
Это привело бы к тому, что земледельцы перестали возделывать поля, плотники строить дома, рудокопы добывать руду. Все только и занимались бы, что восхвалением Всехвысшего, как он говорил. И завалили бы его просьбами об урожае, об исцелении, о разных мелочах. И земля их пришла бы в запустение, и стала бы рожать тернии и волчцы.
Я не знаю: не произошло ли так с его Общиной? И одну ли Общину он посетил?
Но расспрашивать его ни о чём подобном я не стал: он ушёл. Ушёл, взглянув на меня с ненавистью. Сколько раз он уходил точно так же, из соседних Общин?
Я не стал удерживать его, да и не смог бы поступить против его желания: ведь он сам сделал свой Выбор.
Но вскоре после того, как он скрылся в ближайшем лесу, оттуда послышался страшный рёв Хищника и крик ужаса, впрочем, быстро оборвавшийся.
Люст объявился. Свершилось его Превращение.
После Дня Выбора потянулись обычные заботы: я продолжал учить детей, готовить из них новых Воздушных, Водных, Подземных. Занятия шли каждый день, утром и вечером, иногда и ночью.
Я рассказывал ученикам о трёх Стихиях, а сам терзался мыслью: рассказывать ли им о Расте, Керме, Люсте… Сенсе? Могут ли их судьбы научить кого бы то ни было? Мне не хотелось быть назидательным, но что я мог найти в оправдание поступков Керма, Раста, Люста? А Сенса?
