— Ну и бог с этой кухней… — ничуть не расстроившись, высказался я, — сам, в конце концов, виноват — надо было раньше сюда заглянуть, пока это место не приглядел себе кто-нибудь другой.
И вздохнул, направился к последней комнате.
Поставив винтовку возле старого гардероба, я отряхнул от пепла капюшон с мехом, скинул, стянул с лица шарф, снял городской бежево-бирюзовый рюкзак, положил на запыленный угловой диван и прошел вглубь помещения. На полу, прикрытом курчавым ковром, валялась порванная, истрепанная одежда, что годилась лишь на тряпки, раздавленные диски, отражающие медно-алые лучи, какие-то коробки, всевозможный хлам. Справа висела просторная книжная полка с расставленными забавными статуэтками, рамками с обезличенными фотографиями и невзрачными мягкими игрушками, а сразу перед ней — просторный, подвешенный за пару крючков, потускневший флаг с единственной кричащей надписью-лозунгом, написанной крупными черными буквами, над какими время осталось не властно:
$$$«НЕ ГУБИТЕ ПРИРОДУ!»
Я подошел, задержал печальный взгляд, несколько раз перечитал про себя этот призыв.
— Слова-то громкие, страстные, но бесполезные… — признал, наконец, я и прибавил холодно, осуждающе: — Они, увы, только воздух сотрясать умеют, а сердца вовсе не трогают. Во всяком случае, их так и не услышали.
Потом достал недокуренную с ночи сигаретку, подул, словно та валялась в грязи, сунул в рот, неторопливо закурил и приблизился к полке с книгами, пробегаясь пальцами по шершавым застарелым корешкам. Почти все — уже нечитабельные, порченые, превратившиеся в требуху, а те, что еще сохранили хоть какие-то названия, — либо технического уклона, либо научного, либо религиозного и годились исключительно на розжиг костра для ночлега. И только одна, может быть две стоили того, чтобы их взяли и раскрыли.
— Будет что почитать Клер перед сном, — с улыбкой отметил я, носом выдохнул горький дым и сложил примеченную литературу в ровную стопку возле рюкзака. Остальные брать не стал, руководствуясь золотым правилом «бери только то, что действительно нужно». — А другие не возьму: продать все равно не продашь — они никому не нужны, а носить с собой лишний груз — подвергать себя дополнительному риску.
Подвинув замаранное бурыми пятнами офисное кресло — присел, проскакал по заснеженному компьютерному столу задумчивым взглядом, выдвинул клавиатуру, понажимал по клавишам, посмотрел в разбитый монитор, перебрал ворох исписанных листов, точно ожидая найти среди них какое-то давнее послание, откинулся на спинку.
«А ведь чей-то дом был когда-то… — с грустью подумал я, — м-да уж, как все меняет время, как мастерски ломает судьбы…»
Поднял глаза — прямо над монитором, на небольшой полочке, томилась фигурка футболиста с нескончаемо дергающейся головой.
— Чего дрожишь-то? — спросил у нее. — Замерз, что ль?
Фигурка не ответила, продолжала трястись, будто в страхе.
Усмехнулся, затушил бычок об стол.
— Чудной ты, — бросил я.
А-у-у-у!.. Р-р-р-р…
Вскочив — метнулся к разбитому окну. Но только выглянул, как всем телом ощутил липкий холодок при виде воющей и рычащей группы из пяти осунувшихся до костей здоровых черных волков со страшными ожогами на шерсти и ярко-красными пылающими глазищами, нагоняющих по кровавому следу абсолютно безоружного человека в растрепанной зимней куртке. Его левая рука висела плетью, рукав вместе с белым пухом быстро багровел, шапка сползла на затылок, обнажив плешь, ноги заплетались — бежал из последних сил.
— Потрошители… — с холодом проговорил я, провожая волков серьезным взглядом, — …не оторвется от них — надо выручать… — вздохнув, прибавил: — Черт, как не вовремя-то, а…
В три прыжка забрал свою винтовку, снял с предохранителя, переводя в боевой режим, покидал книги в рюкзак и, забросив за спину, — опять к окну, громко окликая незнакомца:
— Эй, ты!.. Ни в коем случае не сбавляй ход!!. Слышишь!.. Не сбавляй ход — догонят же!..
Не знаю, расслышал меня или нет, но бег он тем не менее не замедлил — выходит, кричал не зря. Зато на мой голос живо среагировали три потрошителя и, почти одновременно отколовшись от общей группы, понеслись в сторону дома, прекращая преследование человека. А вот остальные два волка как мчались за ним, так и продолжали мчаться, даже не подумав замедлиться, чтобы узнать, кто это и откуда кричал, — слишком силен голод, охотничий инстинкт, неумолимо толкающий в погоню за жертвой.
«Влип ты, Курт, как же ты вли-и-и-ип… — мысленно отругал себя, — нашел приключений на жопу…»
И, натянув очки, — подрегулировал кратность, взял на прицел самого быстрого потрошителя, почти уже настигшего убегающего, задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Хлесткий хлопок резко дал по ушам, на подоконник упала гильза, звякнула об пол, в воздухе запахло порохом. Сбитый с лап волк кувыркнулся на бок, завыл так, что у меня кровь застыла в жилах, и мешком повалился на зеленоватый снег, загребая когтями и обрывком хвоста, напоминающим скорее расползшуюся веревку. Второго пуля смертельно ударила в морду, потрошитель подкосился, влетел на скорости в сугроб, пропахал клыками лед и затих, навсегда отпуская свой двуногий обед. Однако такой стрельбе, какой без лести могли позавидовать даже бывалые охотники, мне порадоваться не удалось — оставшиеся три потрошителя вплотную подошли к дому и стали для меня недосягаемыми. И только одно успокаивало — тот, ради кого я, по сути, пожертвовал собой, остался в живых.
— Господи, что же теперь мне-то делать?.. Куда бежать?.. — пугливо протараторил я, обшаривая глазами комнатушку, где, по всей видимости, предстояло держать оборону. — Хотя куда тут бежать-то? Либо под кровать лезть, как дитя малое, либо в окно прыгать — вариантов немного.
Непроизвольно глянул в него, где сразу заметил незнакомца. Он уже никуда не бежал, а лежал, немощный, на зеленовато-буром снегу, держась за растерзанную руку, постепенно пачкался пеплом.
«Не больше получаса у него, — решил я, — дольше не протянет — крови много потерял, да и пепел в рану попасть может…»
Р-р-р…
Между тем со стороны первого этажа слышались грозные рыки волков и грохот хрустящего под мощными лапами льда и мусора. Этот шум единовременно сливался в жуткое эхо, отпрыгивал от бетонных стен.
Положив винтовку на журнальный стол — подскочил к гардеробу, на голову превосходящему меня по высоте, и стал сдвигать к двери, чувствуя, как мокнут от ужаса ладони.
Р-р-р!..
— Только бы сил хватило… — с надеждой проговаривал я, — иначе… все — загрызут…
* * *
Наигравшись с одноногой куклой в грязном платье, Клер отложила ее к остальным игрушкам, достала из корзины обгоревшую раскраску, надломанные цветные карандаши и принялась зарисовывать мультяшного мышонка, наполняя картинку недостающими цветами. Но уже через несколько минут это занятие ей наскучило, она убрала все обратно, обулась в маленькие туфельки и, открыв дверь, вышла на кухню, где мама резала мясо к обеду. Заметив Клер, Джин обернулась, сдержанно улыбнулась, маскируя тревогу, и позвала к себе:
