Святослав Логинов - Младший сын

На том Иван и отправился на сеновал, который и у крайней ягинишны был полон душистого сеголетнего сена.

Поутру, обмотавши лапти влажным мохом и надевши начисто выполосканную рубаху, пошёл Иван на Калинов мост через речку Смердючку, искать себе славы, а врагу гибели.

Поначалу всё было, как обещано ведьмой. На мосту случилась не битва, а аккуратная работа, а уж к этому занятию Иван был привыкши. Наконец последний огненный ломоть зашипел в ядовитой воде, и Иван, не получивший ни единого ожога, ступил обомшённой ногой на землю чужого сорока.

Открылось перед ним пустое место. Ни дерева, ни травы, ни бедного лишайника. Жёсткий хрящ под ногами, кой-где неокатанные валуны, а дальше всё теряется в дымном мареве. И совсем близко, шагах, может, в пяти, сидел на камушке человек. Не железный карла, не великан Ратибор и уж тем боле не многоглавый змей. Сидел, опустив на колени праздные руки, и без улыбки смотрел на Ивана.

— Кто таков? — грозно спросил Иван.

— Это я тебя должен спрашивать, потому как я тутошний, а ты пришлый. Но я о тебе и без того всё знаю и потому отвечу на твой спрос. Я тот, кого ты ищешь. Ваши меня честят повелителем зла, а я вовсе не злой. Я просто инакий. Мир мой тоже инакий, ничего вашего в нём быть не должно. Но покоя мне нет, ползёт с вашей стороны всякая зараза: радость и жалость, а пуще того — любовь. Вот за это я вас ненавижу и не успокоюсь, пока всех не изведу.

— Что-то ты заговариваешься. Не может человек, каким он ни будь, так думать.

— Кто тебе сказал, что я человек? Это я маску надел, чтобы с тобой говорить. Ты в глаза-то мне загляни.

Иван глянул и отшатнулся. Не было в глазах сидящего ничего. Безграничная пустота смотрела оттуда.

— А ежели я сейчас тебе голову срублю?

— Не срубишь. Не так ты воспитан, чтобы первым ударить. А хоть бы и срубил… — рука сидящего коснулась груди. — Куклу эту не жалко, а мне худа не будет. Меня тут и вовсе нет. Так что погоди мечом махать. Сядем рядком, поговорим ладком.

— Я и так постою.

— В ногах правды нет, но если хочешь — стой. Для меня ваша правда и ваша ложь равно бессмысленны. Важно одно — сделать так, чтобы вас не стало.

— А если мы сделает, чтобы не стало тебя?

— Вот! Наконец я правильные слова услышал! Вы ведь тоже хотите меня изничтожить просто за то, что я есть. Ох, какие битвы кипели здесь когда-то! Я уже ласкался мыслью, как буду выжигать ваши города и сёла, рощи и чащи, поля и луга. Я бы не оставил ничего, кроме пепла, но вдруг оказалось, что я заперт. Мост, прежде соединявший враждебные царства, стал непроходим. Я ещё мог что-то видеть, как-то влиять, но явить полную мощь не мог. Кто знал, что, умирая, ваши воины возводят непреодолимую стену? Но я поклялся, что разобью её и пройду. Я двинулся по вашему пути, создал великих бойцов, могучих сыновей, но ни один из них не смог преодолеть преграду. Каждый погибший с вашей стороны укреплял стену и пробить отсюда её невозможно. Действовать надо от вас. Для этого мне пришлось изучить ваш мир. Я так и не понял, что такое самопожертвование, честность, верность и нежность, но я их изучил. Ты знаешь, в чём разница между храбростью и бесстрашием? А я знаю. У меня было много пленников, которых можно потрошить, и я изучил вас как следует.

— Мой отец у тебя? — перебил Иван.

— Надо же, вспомнил. Что тебе за дело до отца, если ты ни разу его не видел? Туточки он, туточки. Живёхонек или мертвёхонек, — я в этом не разбираюсь.

— Ты думаешь, после такого я смогу тебя пощадить?

— Что ты, как можно… Я тебя щадить не стану, и ты меня не щади. Так будет справедливо — я правильно понимаю?

— Может быть, хватит языком трепать? Ежели ты и вправду бесстрашен, выходи на битву.

— Погоди, не лезь поперёк батьки в пекло. Я ещё главного не сказал. Я не просто изучил ваши особенности, я их использовал. В своего младшего сына я не стал вкладывать ни колдовской мощи, ни особой силы, ни, даже, рабской покорности моей воле. Но я напихал в него побольше честности, сострадания и прочей ерунды, что так ценится у вас. И случилось неизбежное — ты родился там! Ну что, теперь ты понял, к чему я клоню? Отец, о котором ты спрашивал, это я! А жив я или мёртв — судить не мне. Я позаботился, чтобы ты стал хорошим человеком, как это понимают люди: добрым и трудолюбивым. Только такой может пройти всех трёх ведьм и добыть ключ. В руки того, кто служит мне, меч-кладенец не дастся.

— Вот ты и соврал, — с облегчением сказал Иван. — Ведьм было только две.

— Ты не только добр, но и глуп. Я полагал, что уж до трёх ты считать умеешь. Ну-ка припомни, сколько колдуний видел ты в своей жизни.

— Бабушку не замай! — хрипло произнёс Иван.

— Какая она бабушка? Ты Иван безродный, у тебя ни матушки, ни бабушки нет и вовек не бывало. Нянька она, кормилица, но не бабушка.

— Ничего ты в человеческом сердце не понимаешь. Бабушка — это та, что тебя во младенчестве нянькала.

— Мне и не надо понимать. Главное, что ты сюда пришёл и проход открыл. Я и безо всякого понимания любую твою мысль насквозь проницаю. Ты сейчас ждёшь, что я воскликну: «Сынок! Наконец ты пришёл! Становись во главе моей армии, веди её на людские города!» А ты гордо откажешься. Так вот, ничего я тебе не предложу. Я же знаю, что на предательство ты не способен и в чужой стан не переметнёшься. Ты изготовлен на один раз, своё предназначение уже выполнил и больше не нужен. Так-то, сынок. Я тебя породил, теперь осталось тебя убить.

— Это мы ещё посмотрим, — Иван усмехнулся, глядя в разговорчивую пустоту. — У нас, людей, есть былина о непобедимом богатыре Илье Муромце. И знаешь, как с ним татарове управились? Украли у Ильи сына, вырастили, выкормили, как своего татарина, и он отца в бою порешил. А меня не украли, ты сам меня в люди отдал. Не боишься, что тебя та же судьба ожидает?

— Знаю эту сказочку, — сидящий покивал и замер в прежней неподвижности. — Но одного ты не учёл. У Ильи сын был единственный, вся сила ему завещана, а ты у меня младший сын, поскрёбышек. И не тебе ратиться с сотней старших братьев. Смотри, Ваня!

Туманный полог раздёрнулся, Иван увидел войско своего отца. Были там великаны в стальных шлемах, пронзавших облака, многоглавые драконы, пышущие огнём и ядом, железные карлы с медной бородой, пауки, размером с дом, нетерпеливо перебирающие цепкими лапами, ещё кто-то, один другого страшней и опаснее.

— Дети мои! — голос повелителя звучал с небес, а внизу и впрямь сидела пустая кукла. — Открылись ворота в мерзкий мир людей. Теперь только дурачок с мечом стоит на нашем пути.

Рёв сотни нечеловеческих глоток был ответом. Иван вздохнул и перехватил меч поудобнее.