— Неужели?
— Я не пытаюсь спорить, — тихо сказала Таллис. — Ну, просто... если ты с самого начала не воспринимаешь имя как дар — или изменяешь то, что услышала или узнала — разве тогда оно не становится слабым?
— Почему? — так же тихо спросил мистер Уильямс. — Ты сама говорила, что дар — это не то, что слышишь или узнаешь... дар — способность слышать и узнавать. Вещи становятся твоими с того мгновения, как они пришли к тебе, и ты в состоянии сделать из них мелодию, вазу, картину... все что угодно, потому что они стали твоими. Это то, что я делаю с музыкой.
— И то, что я делаю с историями, по твоим словам, — заметила Таллис. — Но... — она заколебалась, — но мои истории — они настоящие. Если я изменю их... они превратятся... в ничто. В детские сказки. Верно?
Мистер Уильямс посмотрел на летние поля, на заросший деревьями земляной вал на Барроу-Хилл и покачал головой.
— Не знаю, — сказал он. — Однако, по-моему, в том, что ты называешь детскими сказками, есть много правды.
Он опять посмотрел на нее, улыбнулся и облокотился на расколотый ствол Старого Друга; в его глазах заплясали веселые искорки.
— Говоря об историях, — сказал он, — и особенно о Старом Запретном Месте...
И, едва сообразив, что сказал, тут же шлепнул себя по губам:
— Ради бога, извини.
Таллис округлила глаза и покорно вздохнула.
— И что с историей о нем? Ты обещала рассказать ее два дня назад...
— Только один.
— Хорошо, один. Но я бы очень хотел услышать его перед тем, как...
Он замолчал и нерешительно посмотрел на девочку. Он подозревал, что она не обрадуется его словам.
— Перед тем, как что? — озабоченно спросила Таллис.
— Перед тем как мне придется уехать, — тихо ответил мистер Уильямс.
— Ты хочешь уехать? — пораженно спросила Таллис.
— Я должен, — ответил он, виновато пожав плечами.
— Куда?
— В одно очень важное для меня место. И мне предстоит долгий путь.
Какое-то время она молчала, потом ее глаза слегка затуманились.
— Куда именно?
— Домой, — ответил он. — Туда, где я живу. В сказочное место, которое называется Доркинг. — Он улыбнулся. — Туда, где я работаю. Я должен работать.
— Но разве ты не на пенсии? — печально спросила Таллис.
Мистер Уильямс засмеялся:
— Бог с тобой, композиторы не выходят на пенсию.
— Почему? Ты же очень старый.
— Всего двадцать шесть! — возразил мистер Уильямс, поглядев на дерево.
— Восемьдесят четыре!
Он мгновенно перевел на нее взгляд.
— Кто-то рассказал тебе, — с подозрением сказал он. — Ты не могла угадать так точно. Но все равно композиторы не выходят на пенсию.
— Почему?
— Потому что музыка... она продолжает приходить.
— О. Поняла...
— Рад, что ты поняла. Вот почему я должен ехать домой. Я вообще не должен быть здесь. Никто не знает, что я здесь. И мне нужно дать отдохнуть больным ногам. Вот почему я хочу, чтобы ты сдержала свое обещание и рассказала мне об... — Он вовремя оборвал себя. — Расскажи мне об этом странном месте, которое такое старое и такое запретное. Расскажи мне о СЗМ.
Таллис озадаченно посмотрела на него:
— Но эта история еще не кончилась. На самом деле она только началась. И я знаю из нее всего несколько кусочков.
— Тогда расскажи эти кусочки мне. Сейчас. Ты обещала. А обещание — это долг, который надо платить.
Лицо Таллис — прекрасное, веснушчатое и полное печали — на мгновение стало детским, карие глаза сверкнули. Потом она моргнула и улыбнулась, ребенок исчез, вернулась озорная и почти взрослая девушка.
— Ну хорошо. Садись на Старого Друга. Вот так... Начали. Тебе удобно?
Мистер Уильямс поерзал в объятиях дерева и честно объявил:
— Нет.
— Хорошо, — сказала Таллис. — Тогда я начинаю. И не прерывай меня! — резко добавила она.
— Я даже дышать не буду, — пообещал он.
Она отвернулась, потом опять медленно повернулась к нему, выразительно посмотрела и слегка приподняла руки, как бы подчеркивая свои слова.
— Однажды, — начала она, — жили-были три брата...
— Не очень оригинально, — с улыбкой пробормотал мистер Уильямс.
— Не прерывай меня! — резко сказала она. — Правило. Ты обещал.
— Извини.
— Если ты прервешь меня в критической точке, то можешь изменить всю историю. И это закончится катастрофой.
— Для кого?
— Для них! Этих людей. Теперь молчи, и я расскажу тебе все, что знаю о Старом Запр... о СЗМ.
— Весь внимание.
— Однажды, — опять начала она, — жили-были три брата, сыновья великого короля. Они жили в большой крепости, и король их очень любил. И королева, тоже. Но друг друга король и королева не любили, и король запер ее в высокой башне, возвышавшейся над огромной северной стеной...
— Очень знакомо, — озорно прервал ее мистер Уильямс. Таллис посмотрела на него. — И сыновей звали Ричард, Джеффри и Иоанн Безземельный? Не говорим ли мы о Генрихе Втором и Элеоноре Аквитанской?[4]
— Нет! — громко объявила Таллис.
— О, моя ошибка. Продолжай.
Она глубоко вздохнула.
— Первого сына, — сказала она, многозначительно поглядев на своего слушателя, — звали Мордред...
— А. Хмм.
— На языке короля, очень старом, это имя означало «Мальчик, который будет Путешествовать». Второго сына звали Артур…
— Еще один старый друг.
— Что, — яростно сказала Таллис, — на том же самом забытом языке означает «Мальчик, который будет Побеждать». Третьего сына, младшего, звали Скатах...
— Ты упомянула нового мальчика.
— ...чье имя означает «Мальчик, который будет Отмечен». Эти три сына были искусны во всех делах...
— О, дорогая, — сказал мистер Уильямс. — Как скучно. А не было ли у них какой-нибудь дочки?
Таллис едва не закричала на нетерпеливого человека, сидевшего на дереве. Но потом смутилась и пожала плечами:
— Может быть. Я еще дойду до этого, позже. А сейчас не вмешивайся!
— Извини, — опять сказал он, успокаивающе подняв руки.
— Три сына были искусны в сражениях, охоте, играх и музыке. И, — сказала она, — они очень любили свою маленькую сестренку. Хотя у нее есть своя отдельная история. — Она резко посмотрела на него.
— Но по меньшей мере мы знаем, что сестра есть.
— Да!
— И братья любили ее.
— Да. Разными путями.
— Ага. И какими?
— Мистер Уильямс!
— Но это может быть важно...
— Мистер Уильямс! Я пытаюсь рассказать историю тебе!
— Извини, — сказал он в третий раз самым примирительным тоном.
