Белорукий ублюдок не был похож на слизняка. Уж слишком бешеные глаза. Что-то личное? Или, может быть, убехденный? Ни к чему гадать. Следует использовать. Ну, что ж, если по пунктам — ситуация такова: сегодня, в 20.00. этого «сынка» выведут на процесс. Быстро у них, однако, и бсз следствия практически. А как же? Уже все готово. Дон Серхио попросил, дон Рауль позаботился, дон Леопольдо не отказал — гуляй, Лео. Моника свидетелем выступит, она девочка толковая, вот только не на тот толк ставит, в невинность со старичками играет. Может и впрямь, в невестки к советнику нацелилась? Ну-ну. А дон Леопольдо — лично! — поручителем выступит в трибунале; охрану уже предупредили, чтобы смотрела в оба. Вот тут и стоит подключиться. Кого надо предупредить и если все будет, как хотелось бы, дона Леопольдо разыграем, как по нотам. Рауля сразу же — под суд! О чем это ты с террористами в камере беседовал?! "Стальные лбы"? Эти без приказа не рыпнутся. А мы главных горилл изолируем. Народ нам не простит, если мы не используем этот шанс. Нет времени ждать. Успеть бы раньше "стальных лбов"…
Все своё обаяние профессионального либерала сублейтенант Миленнис вложил в короткий и искренний разговор. Подними глаза, парень. Мы ровесники. Мы хотим одного. Неужели ты думаешь, что нам здесь неясно: старики предали дело Движения. Мы не слепы и не идиоты. Парень, я не вправе рассказывать многое, но через пару часов тобя поведут на процесс. Не надейся, тебя не расстреляют — тебя выставят шутом, а потом отпустят. Ты ведь знаешь Монику из вашей группы? Так вот, она покажет, что ты — сексуальный маньяк. Не дергайся! Психов не судят, твой папаша это отлично знает.
Теперь сублейтенанту было ясно: этот Лео на верном пути, он сделает всё. Сухими точными фразами, словно самому себе, Миленнис объяснил: публики в зале не будет. Только судьи, Моника и дон Леопольдо. Президент хочет взять крестника на поруки. Я не стану скрывать, парень, ты погибнешь — но погибнешь, как герой. И мы позаботимся, чтобы имя твое чтили, как имя героя. Если сами останемся живы и победим. Обыскивать тебя не станут.
Вальпарадисо-папа, весёлый, ветреный, суматошный, как будто ждал паузы. Он бросил в открытое окно песню, под которую любили танцевать оба юноши, сидящие в кабинете. И они на миг оттаяли, прислушиваясь, даже улыбнулись — одновременно. "Ах, моя сеньорита, ты цветок горного жасмина; я ищу тебя на полянах сельвы, но ты далека!".
Человек, сидящий напротив, был совсем не похож на слизняка. И сублейтенант Миленнис поднялся, расстегнул кобуру. Это единственная гарантия, которую я могу датъ. Если мы проиграем, его опознают по номеру. Когда охранник выводил арестованного, следователь с удовлетворением отметил, что пистолет капитана Гомеса совсем не заметен под мешковатой робой. До суда оставалось недолго ждать. Движение Восьмого Сентчбря не должно умереть. Оно и не умрет. Революция живет, пока есть кому подхватить знамя…
***
Как, совсем не нравится? Понимаю, грязновато, интриги, маневры, альянсы… это не то. Хотя, знаете, как на чей вкус. Главное — идея. Но… хозяин барин. Я правильно выразился? Лучше всего первый образец? Извольте. В нем действительно наибольшая экспрессия: честь, доблесть, отвага — все высшего сорта, без усушки. Если хотите быть подпольщиком — будьте им, романтик вы мой. Желание клиента для фирмы закон, если фирма не в накладе…
***
Лео даже не оглянулся, когда с мерзким скрежетом захлопнулась дверь камеры. Коридор. Ослепительно белый свет. На полу почти нет теней. Лестница. Еще одна. И еще, и еще; Господи, не в рай ли ведут? А вот уже совсем другой коридор, стены выложены дубовыми плашками. Даже странно, замечать такой сейчас. Неважно, главное — впереди. Дверь. Охранник молод, безбород. На оголенной по локоть руке — татуировка: «Педро». Все равно, на апостола не поxож.
Открываются двери — совсем тихо. В нашей стране правосудие бесшумно. Шаг, еще. Лео не увидел, а почувствовал, что охрана, всю дорогу нависавшая над ним, замешкалась, отстала. Руку под робу! Никто не мешает. Значит, следователь не солгал. Лео не зря повсрил ему; простое, славное лицо, обычный парень с мозолистыми руками, таким всегда завидовал сам Лео. А вот и они. Ну, здравствуйте, дон Леопольдо. Привет, Моника. Ну! Нет, пока рано. Со скамьи будет удобней. Лео посмотрел на судей. Судьи как судьи. Алые мантии, благородные седины. На столе — колокольчик и графин. А над креслами, на стене, в рамкаx…
***
И все! И ни премии, ни квички для Пуппи… Вместо всей радости частичное расчленение, спасибо хоть на составные не расквалифицировали. Гражданин Миленин Л.С. расторг контракт и уехал в Сочи. Нет, я уговаривал, умолял, себя унизив, в конечностях у него валялся. Шиш с маслом! Расторг и уехал. Да как еще орал! Ни к каким доводам не прислушивался… Поскорей бы мне счлениться обратно, все отложу, найду консультанта по земной психологии, и он у меня перенасытится отрицательными эмоциями. Абсолютно бесплатно! Нет, ну какая рыкля: о главном не подумал. А я-то, дурак, Леониду Сергеевичу — помилуйте, в чем дело? А он мне: портреты, портреты!.. А что портреты! Что он, Че Гевару с Хемингуэем первый раз в жизни увидел?!
