Так и не отлив, Юран вышел на перрон, постоял, разглядывая пестрый зимний люд, потом вошел в здание вокзала, подошел к таксофону и позвонил домой.
— Слушаю. — После четвертого гудка мама таки подняла трубку. Дома было шумно — наверняка приехали сестры с семьями, теперь недели две матушка будет нянькаться с внуками-подростками и зятьями-занудами. — Юра, это ты?
— Привет, мам! — Юран улыбнулся: мама чувствует, когда он улыбается, даже по телефону. — Мам, у меня заказ срочный, шабашка, на неделю в Питере задержусь.
— Роза с Ирой приехали, ты знаешь? Не опоздай.
— Целую, мам. Поздравь всех, скажи, что через неделю приеду.
— Привези ребятам чего-нибудь… игры какие-нибудь.
— Обязательно. Пока.
Повесил трубку. Потом вновь снял, набрал комбинацию из семи цифр, и, когда солидный мужской голос сообщил, что профессор Красс слушает, Юран бухнул:
— Сами вы лохи!
Через пять минут он скрылся в питерской подземке.
Восьмое января«…таким образом накануне февральского путча вся агентурная сеть Германии была раскрыта…»
Пых. Пых. Плохой табак.
Крокодил одну за другой курил сигареты и папиросы всех марок, найденных им в табачных ларьках Питера, и листал приобретенную в магазине военной книги на углу Большой Конюшенной и Невского монографию «История российской монархии: от самодержавия до парламентаризма» некоего Дмитрия Волконогова.
Запах и вкус одной из папирос показался ему странноватым, но изысканным. Крокодил взглянул на коробку. На картонной крышке был изображен фрагмент географической карты, довольно топорно исполненный, и над картой название: «Беломор».
«Ага, конопля», — понял Крокодил, и странный запах вдруг обрел название — анаша. Известно, что в Российской империи наркобизнес не нашел благодатной почвы: все наркотики запрещены к массовому употреблению еще с восемнадцатого года, и единственный легкий конопляный наркотик с правом употребления не ранее чем с тридцати лет — анаша, которую мешают с легкими сортами табака и забивают в особым образом скрученные гильзы, в узкой среде именуемые косяками. И в районе Онежской губы расположена единственная фабрика по производству косяков. Как ни странно, уровень употребления данной марки в России невелик, производство ее процветает только за счет экспорта в Амстердам, где «Беломор» — качественная экзотика.
Все это мгновенно пронеслось в мозгу Крокодила, как справка из путеводителя. Он сгреб пачки всех прочих марок в наволочку и выбросил в мусоропровод, затем вернулся в спальню и продолжил чтение монографии о русских царях.
Ага, вот интересное:
«…Ульянов, известный также как Ленин, был случайно задержан казачьим разъездом в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое октября…» Так, бла-бла-бла… «…с Урала с триумфом возвращалось в Петроград семейство Николая Второго…», пыф, как интересно… «…Брестский мир, и таким образом навсегда вышла из военной истории Европы. На сегодняшний день Германия на добровольных началах — российская провинция, что не мешает ей быть центром развития оптико-информационных технологий и аграрных наук, а Берлин по праву является столицей мировой этнографии…», пропустим… «…вершиной столыпинских реформ стал небывалый подъем российской экономики в середине сороковых…» — это уже оскомину набило, пролистываем… «…непростой вопрос государственной религии…»
Так, отсюда подробнее:
«Одним из самых злободневных вопросов современной парламентской монархии является непростой вопрос государственной религии. Православие со своей тысячелетней историей довлеет над Думой и Его Императорским Величеством, но нельзя забывать, что на Кавказе и в Средней Азии подавляющее большинство — приверженцы ислама, а на Дальнем Востоке, в Туве и на Памире буддисты с небольшой прослойкой последователей Кун-Цзы, есть еще и кришнаиты, и прочие граждане империи, исповедующие восточные религии политеистического характера. Несмотря на то, что Православная Церковь не может влиять на жизнь государства в целом…»
Ну да, ну да… Потом всё, конечно, объяснят именно религиозными мотивами, хотя это все для обывателя, жующего тележвачку. Тот, у кого есть мозги, наверняка поймет, что вера не значит ничего, когда речь идет о деньгах. И не имеет никакого значения, президент ты, мулла или сельский учитель, к какой конфессии себя относишь или вообще ни во что не веришь, деньги решат все за тебя. Пожалуй, это единственный Бог, в которого можно верить.
— Жил да был крокодил, он по улицам ходил, папиросы курил, по-турецки говорил. Крокодил, Крокодил Крокодилович, — декламировал Эдя Орехов, наседая на немцев, за которых играл Иван. Рыцари с трудом сдерживали натиск новгородских полков с флангов, хотя с предательского льда Чудского озера основные свои силы оттянуть уже удалось. Иван решил, что сможет свести игру вничью, как вдруг с тыла ударила русская конница.
— Как это так? — возмутился Ваня. — Откуда у тебя конница?
— Ты что, с Луны упал? — Орехов оторвался от своего компьютера. — Игру же в Новгороде писали, ты думаешь, что они позволили бы немцам победить? Смотри, как она называется — «Господин Великий Новгород, стратегическая игра, развивающая чувство патриотизма».
— Дурацкая игра! — Ваня встал из-за стола. — Это… шапкозакидательство какое-то!
— Ты чего? — Эдя удивился. — Наши ведь побеждают.
— Наши не могут побеждать только потому, что они наши. — Глаза Вани наполнились слезами. — Я читал, что в семнадцатом году большевики бы обязательно победили, если бы в одиннадцатом году получилось покушение на Столыпина.
— Так ведь не получилось! — Засмеялся Эдя.
— Ты, Орех, вообще… — Иван даже задохнулся. — Если бы у Богрова осечки не вышло, то… я не знаю… Это случайность! А случайные удачи, которые нам выдают за тщательно продуманные операции, расслабляют…
— Узнаю голос Филарета Ильича. — Покашливая, в детскую въехал на инвалидной коляске прадед Эди, Витольд Несторович. — Кхм, не помешал?
— Ну, деда, ты чего… — Орех вскочил с места и подвез прадеда к компьютерам. — Ваня просто расстраивается, что игра патриотическая…
Кашляющий смех оборвал Эдю.
— Внучек, а ты знаешь, почему есть игра «Суворов», а игр «Цусима» и «Битва при Калке» — нет?
— Потому что… Нечестно, деда. При Калке и у Цусимы противник имел численное превосходство.
— А Суворов утверждал, что воюют не числом, а умением, что и доказывал своим примером, — парировал прадед.
— Нет, деда, наши воюют умением…
