всё закономерно, — шептали в узких кругах. — Зачем же добру пропадать?» Только мало кто догадывался, что ради своих женщин торговец и оставил себе одну голову. А то, что жены лишился — так того требовала добродетель: приобретая добро одно, нужно пожертвовать другим!
— Лишь бы дочь была счастлива… пусть и без отца, — сказал он с улыбкой, подписывая договор во второй раз. А потом эти же руки — вместе с одним экземпляром договора — перешли к новому хозяину.
И вот остаток торговца с обновлённым пенсионером уже на четвёртом уровне. О таком раньше нельзя было даже мечтать! А то, что на огрызок похож, так всё преходяще: дожить бы до пенсии, а там и социальные конечности выдадут, успокаивал себя торговец. Пока же: работай экспонатом, наслаждайся грёзами — и не где-нибудь, а в центре мира.
Через время же добродетель снизошла ещё больше! И теперь сам Центр готов распростереть свои объятия!
«Ну, вы и счастливчик! — восхищался очередной «чёрный котелок». — Подумать только, какое везение!»
Думая о том, что договор теперь придётся подписывать зажатой в зубах ручкой, «счастливчик» улыбнулся в ответ.
А спустя сутки он уже прощался со своим телом. Также он прощался и со своей семьёй — его жена и дочь вслед за телом главы переходили к пенсионеру.
— Главное, теперь самому дожить до пенсии, — твердила, как мантру, голова бывшего торговца. — А тогда, возможно, и свидимся».
Он прикрыл глаза, пожалев о том, что непрошеную слезу уже самому не смахнуть.
Образ уходящей дочери, держащейся за его руку, растекался по всему его существу. Вот она обернулась, чтобы посмотреть на стеклянную витрину с головой отца. Её одёрнули. И, наконец, она растворилась в толпе.
Две заказные статьи в межуровневой «Независимой газете» сделали своё дело.
Когда добродетель Центра получила такую огласку, жители уровней воодушевились. Оказывается, «чёрных котелков» можно не бояться. Наоборот: с ними нужно искать встречи. И договариваться. Ведь «чёрные котелки» делают невозможное, они дают путёвку в жизнь — даже, когда на это не надеешься. И нужно-то всего ничего: предложить для этой путёвки правильную цену.
И человьи предлагали. То, ради чего можно продать и душу, с «чёрными котелками» решалось проще. Через доноров.
По примеру с торговцем человьи сбагривали своих родственников. Всегда находились те, кто готов был пожертвовать своё тело ради своей же семьи. Или часть своего тела. Главное — найти очередного пенсионера. Но тут снова помогали «чёрные котелки» — в их чёрных чемоданчиках всегда лежали документы на какого-нибудь искалеченного или больного.
Так и получалось, что самих реципиентов в глаза теперь больше никто и не видел. Всё решалось через посредников с чёрными котелками.
У донора изымалась нужная плоть. Эта плоть с одним экземпляром договора отправлялась контрагенту в неизвестном направлении. Донор переходил на новый уровень, перетаскивая за собой свою семью. Если же он оставался недееспособным, что зачастую и случалось, реципиенту доставалась и семья донора. Такая семья получала лучшую жизнь — по документам, как полагается — и тоже исчезала в неизвестном направлении. А донору присваивался статус «экспоната». И теперь всё, что ему оставалось, это прославлять добродетель Центра до самой пенсии. А там — восстановление ранее утраченного. И вуаля — бывший донор уже стоит на вершине мира с обновлённым телом!
Вот и вся модель. Всё максимально прозрачно. А потому с такими перспективами работы у «чёрных котелков» всегда хватало.
* * *
Вместе с этим экспонаты заполоняли площадь всё больше и больше. Каждый день здесь появлялись новые стеклянные витрины. Ровными рядами они расчерчивали площадь, шипя о своём содержимом питательными трубками. Распятые на этих трубках головы покорно выполняли свою работу, мечтая дожить до пенсии.
Вскоре в народе площадь называли уже не иначе, как «Шипящим погостом». Все эти витрины многие теперь сравнивали с надгробиями, а головы внутри — с фотографиями на памятниках. Это противоречило самой концепции Центра — места, куда хотят попасть все человьи. А также: обезличивало саму добродетель.
Поэтому, в тот день, когда на площади осталась одна витрина — с самым первым экспонатом, — многие лишь вздохнули с облегчением.
Поговаривали, что остальные экспонаты теперь путешествовали по всему миру на кочевых автоповозках. Это решало сразу несколько проблем. А также позволяло заявить о добродетели Центра ещё громче.
В гуще этих событий осталось неосвещённым одно незначительное обстоятельство. Когда площадь уже не сравнивали с погостом, и единственный экспонат стали снова навещать, многие задались вопросом: почему лицо торговца так изменилось?
Кривлялись человьи.
Шипели питательные трубки.
Щебетали птички.
А внутри стеклянной витрины в немом крике искажалось лицо беснующегося старика.
И был у этого старика один глаз.
Воздух пах озоном. В оставшихся лужах отражалось небо с облаками. Между лужами шёл «чёрный котелок», вонзая свою трость в высь под ногами.
Когда он миновал человейник, оттуда выбежал мужчина с голым торсом и прокричал:
— Постойте! Вы мне нужны! Пожалуйста!
«Чёрный котелок» остановился. Обернувшись, он стал наблюдать за подбегающим к нему человьём. Маленькая плешивая голова с тонкой шеей казалась несуразной на мускулистом теле мужчины и напоминала издалека пу́цку воздушного шарика. Впечатление усиливал круговой рубец на шее. Казалось, что ниточка оборвалась, и человьиный воздушный шарик теперь несёт ветром по тротуару.
Между тем, как бы не казался мужчина странным, «чёрный котелок» не выказывал ни удивления, ни заинтересованности.
Подбежав же к представителю власти, человей-шарик поклонился, и что-то негромко сказал; седые волосы при поклоне обнажили на «пуцке» макушку, и теперь свисали возле оттопыренного уха редкой паклей. «Шарик» протянул папку с бумагами, и, пока «чёрный котелок» знакомился с ними и сканировал их эмблемой на подлинность, стал переминаться с ноги на ногу.
Вот он заметил переползающего дорожку дождевого червяка и, не отрываясь, вперил в него взгляд. Будто почувствовав это, червяк уменьшился в размерах и, став похожим на упавшую с дерева веточку, замер.
Наконец, «чёрный котелок» вернул документы.
— Могу вас только поздравить. Вы меня остановили только за этим?
«Шарик» икнул и, поникнув плечами, еле слышно что-то прошептал.
Его услышали.
— Зачем вам это? Взяли слишком большой разбег? И не можете остановиться?
И хотя эти вопросы задались ровным монотонным голосом, пенсионер — а мужчина с голым торсом был именно он — почувствовал в них насмешку. Он заморгал единственным глазом и побагровел: сначала румянец выступил на его щека́х, а затем стали пунцовыми шрамы на плечах и шее. Особенно выделялся рубец на шее, став
