— В восемнадцатом веке слободу перенесли, а улицу стали застраивать горожане. Тогда ее переименовали в Дубницкую — по фамилии основного застройщика. А это, — она показала на хорошо сохранившийся домик, где над первым кирпичным этажом возвышался второй, деревянный, — самый старый дом. В нем жила жена одного надворного советника.
— Откуда ты столько знаешь? Ты историк? — удивился Борис.
— Нет, — девушка засмеялась, — вообще-то, я — экономист, но бабушка родилась здесь и потом прожила всю жизнь. Она столько всего знала! Если б я за ней хоть половину записывала, ты б мог книжку написать про историю Воронежа. Но молодая была — глупая, а сейчас бабушки уже лет десять, как нету…
Лестница закончилась, и они вышли на широкую улицу, сразу вернувшись в современность. Объезжая рытвины, по ней медленно двигались автомобили; на углу стояли вонючие контейнеры с отходами, а чуть дальше начинались глухие кирпичные заборы, за которыми виднелись особняки с пластиковыми окнами и спутниковыми антеннами на крышах.
— Лучше, вон, посмотри, — Аня протянула руку в противоположную сторону, — это Алексеевский Акатов монастырь; действующий, между прочим.
Борис остановился, разглядывая купола с крестами, венчавшие буйную зелень деревьев. Величественный симбиоз оставлял какое-то двоякое впечатление, но Аня не дала Борису разобраться в своих ощущениях — перейдя неуютную «транспортную артерию», они свернули направо, вновь окунувшись в патриархальную тишину, нарушаемую лишь умиротворенным шелестом листьев. Лежавшая впереди не асфальтированная улочка больше напоминала ложбину, пробитую потоком воды; домики, чудом прилепившиеся на крутых «берегах», выглядели декорацией, и только номера на калитках указывали, что в них кто-то живет.
— Почему ты молчишь? — Аня попыталась заглянуть Борису в глаза, — я думала, тебе понравится. Писатели ж любят старину.
— Мне очень нравится.
— Я тоже люблю этот район, — вздохнув, Аня пошла дальше, — после «толпы», где все вечно орут, бегут куда-то, здесь так классно!.. С удобствами, правда, плоховато — воду в ведре грею, готовлю на баллонах, но ведь это же не главное, правда?
— Там ты показалась мне другой….
— Так там и жизнь другая. Там я, знаешь, какая хамка? А иначе нельзя — сожрут. Вот и моя халупа, — поднявшись по каменным ступенькам, она открыла калитку.
Двухэтажный деревянный дом, выкрашенный зеленой краской (подстать листве), имел на каждом этаже аж по шесть окон, а двор, огороженный ветхим забором, был маленьким и располагался на склоне — наверное, поэтому там никто ничего не сажал; лишь пара старых яблонь вела совершенно бессмысленную битву с всепобеждающими полчищами бурьяна.
— На первом этаже дед с бабкой живут, — пояснила Аня, — а второй, весь мой.
Они вошли в незапертую дверь и поднялись по скрипучей лестнице. Необъяснимый запах старых домов вползал в легкие, превращая воспоминание о такой близкой цивилизации в легенду о будущей жизни.
— Борь, — Аня остановилась перед дверью, держа в руке ключ, — если не хочешь, можешь вернуться в гостиницу — я не обижусь. А то получается, вроде, насильно тебя затащила…
— Что ты?.. — поставив сумку, Борис осторожно сжал Анины плечи, — я в полном восторге, честно… даже не думал, что где-то сохранились такие уголки, а молчу… я просто думаю.
— Я рада, если это правда, — Аня склонила голову ему на грудь, но вдруг встрепенулась, — дай, хоть дверь открою.
Они вошли в темный коридор. Щелкнул выключатель. Борис увидел громоздившиеся вдоль стены тюки с товаром, старенькую этажерку со старыми книгами и детский велосипед, подвешенный под самым потолком. Четыре одинаково белые двери напоминали, скорее, общежитие, нежели квартиру.
— Так я и живу, — Аня направилась вглубь коридора, — здесь у нас туалет и ванная, — она поочередно открывала двери, — это Машкина комната, это — моя, это — типа, гостиная, тут кухня.
Снаружи дом показался Борису гораздо меньше, и теперь он удивленно следовал за хозяйкой, заглядывая в каждое помещение. Чувствовалось, что она пыталась поддерживать уют, однако ни чистенькие занавески, ни паласы на полу, ни букет ромашек в керамической вазе, купленной, похоже, у соседки по «толпе», не могли скрасить удручающего впечатления от глубоких трещин в стенах и потолке (на кухне, в углу даже отвалился кусок штукатурки, обнажив дранку).
— Ты ожидал другого? — Ане невесело усмехнулась, — были б деньги, я б все здесь переделала…
— Ну, что ты?.. — Борис ласково погладил хозяйку по голове, — я ж все понимаю; у меня такая же берлога, даже хуже.
— Правда?
— Правда, — он подошел к окну, за которым не было ничего, кроме трепещущих листьев; от этого казалось, что находишься на затонувшем корабле, среди густых ярко зеленых водорослей, а остальная жизнь происходит высоко над тобой и совершенно не важно, какой там сейчас век…
— Пойду, ужин сделаю, — Аня улыбнулась, решив, что писатель определенно врет, стараясь не обидеть ее, — можешь пока посмотреть телевизор. Правда, у меня всего две программы.
— Я не люблю телевизор. Давай лучше помогу тебе.
— Даже так? — Анины глаза удивленно расширились, — ну, давай. Будешь тогда картошку чистить.
Приветствуя их приход, старенький холодильник включился с таким треском, что Борис вздрогнул.
— Не пугайся, — Аня засмеялась, — я-то к этому «трактору» давно привыкла. Тоже пора менять… но кругом деньги! Так что, пока работает, и ладно.
Она усадила Бориса рядом с пакетом картошки и дала нож, а сама принялась доставать покупки.
— И все-таки, о чем ты пишешь? — спросила она, не оборачиваясь, — мне ж интересно.
— О чем пишу?.. — Борис хотел сформулировать идею будущей книги, возникшую несколько часов назад, но теперь она почему-то показалась ужасно глупой, и он ответил так, как отвечал всегда — просто и в то же время загадочно, — о жизни, о мире… Знаешь, давай я тебе лучше расскажу одну историю.
— Давай, — согласилась Аня, — собственно, можешь говорить все, что угодно — я ж о тебе вообще ничего не знаю.
Борис начал рассказывать о «мертвом городе», потому что в данный момент это больше всего занимало его воображение. Аня слушала, кроха при этом салат, раскладывая полупрозрачные магазинные нарезки, и только когда он закончил, спросила:
— Так это был сон или что?
— Сам не пойму, — Борис пожал плечами.
— Знаешь… только не смейся, ладно? — Аня достала из пакета бутылку вина, а из шкафчика — две рюмки, — одно время увлеклась я сонниками; покупала даже, какие подешевле — они и сейчас где-то валяются… ну, а что? Сидишь тут одна — со скуки чего не сделаешь?..
