Я мягко перебила ее:
— Шарлотта, мне, конечно, очень льстит то, что ты хотела бы со мной подружиться. Ты мне действительно нравишься. Но я настолько расстроена из-за Винсента, что если буду встречаться с тобой, то возникнет риск и встречи с ним, а это было бы для меня слишком трудно.
Шарлотта отвела взгляд и небрежно кивнула, как будто уже отдалившись от меня.
— Мне казалось, что ты большую часть времени проводишь с Шарлем, — сказала я.
— О, он в последнее время все больше держится сам по себе, — ответила Шарлотта, стараясь говорить беспечным тоном, хотя ей это и не слишком удавалось. И когда она продолжила, у нее дрогнул голос: — Так что с недавних пор мне приходится проводить в одиночестве куда больше времени, чем я привыкла.
Ее попытка выглядеть храброй не удалась, потому что я заметила слезинку, сползавшую по ее щеке, когда Шарлотта вдруг отвернулась.
— Погоди! — воскликнула я, хватая ее за руку и снова разворачивая к себе лицом.
Уставившись в землю, Шарлотта смахнула вторую слезинку.
— Извини. Просто в последнее время все стало как-то… тяжело.
«Похоже, не у одной меня со всем этим проблемы», — сказала я себе, и вся моя решительность рассыпалась при виде грустного лица Шарлотты.
— Ладно, хорошо… Давай пройдемся до реки.
Пустой взгляд Шарлотты встретился с моим взглядом, и она даже сумела улыбнуться, беря меня под руку; мы зашагали по улице в сторону реки.
Когда мы подошли к воде, я показала на древний магазинчик таксидермиста.
— Мы с мамой часто туда заходили, — сказала я. — Это вроде зоопарка, только звери неживые. И я теперь не могу пройти мимо этого места, не подумав о маме. Я не решаюсь зайти туда, боюсь, что просто не выдержу, рассыплюсь прямо посреди всех этих беличьих чучел.
Шарлотта засмеялась — на что я и надеялась.
— Я точно так же себя чувствовала после того, как умерли мои родители. Мне все о них напоминало. Париж еще много лет казался мне городом призраков, — сказала она, когда мы подошли к спуску на набережную.
— Твои родители умерли? То есть я хочу сказать, раньше, чем ты? — спросила я, и мое сердце снова переполнилось болью.
Мы пошли вдоль длинного ряда жилых лодок, пришвартованных у берега.
Шарлотта кивнула.
— Да, во время Второй мировой войны. В оккупацию. Родители печатали в нашей квартире, это рядом с Сорбонной, разные нелегальные издания… отец преподавал там. А немцы нашли все это и расстреляли их. Мы с Шарлем в ту ночь были у тети, а иначе, наверное, и нас тоже убили бы. Мы гордились нашими родителями и хотели продолжать их дело. Так что когда мы услышали о том, что начались облавы… — Шарлотта замолкла на мгновение, потом пояснила: — Немцы ловили иудеев, чтобы отправлять их в концентрационные лагеря. — Я кивнула, давая понять, что мне это известно, и она продолжила: — Мы спрятали в своей квартире нескольких своих школьных друзей и их родителей, в комнате с фальшивой стеной, где до того прятали печатный станок. Мы накопили достаточно продуктовых карточек, чтобы кое-как кормить их, и одежды у нас хватало, но через год один наш сосед все обнаружил и донес на нас.
Я застыла на месте.
— Да кто же на такое способен?! — в ужасе произнесла я.
Шарлотта пожала плечами и взяла меня за руку, заставляя идти дальше.
— В общем, мы сумели вывести этих людей в другое надежное укрытие, но нас с Шарлем на следующий день поймали и расстреляли.
— Просто поверить не могу, что такое происходило вот здесь, в Париже!
Шарлотта кивнула.
— Считается, что за время оккупации было расстреляно тридцать тысяч «сопротивленцев». Ну, по крайней мере, таковы официальные цифры. Кто-кто из расстрелянных на самом деле пытался бороться. Но остальные — это невинные люди, которых просто схватили и убили из мести за действия соотечественников.
— Но вы с Шарлем проявили немалую храбрость, спасая тех друзей.
— А разве ты не поступила бы так же? Разве можно было действовать как-то иначе?
Мы подошли к каменной скамейке и сели.
— Не знаю, — ответила я наконец. — Я, конечно, хотела бы надеяться, что тоже постаралась бы кого-нибудь спасти. Может, ты потому и стала одной из них? Я имею в виду ревенантов, — сказала я.
— Жан-Батист именно так и думает. Что в нас как бы заложена программа спасения других. Что это для нас естественно. Кто знает? — Шарлотта задумчиво помолчала. — Но что я знаю точно, так это то, что я могу избавить других от той боли, которую пережила сама, потеряв родителей… избавить, спасая чью-то жизнь, и от этого мне легче переносить постоянные мучения нашей собственной жизни.
Я кивнула, наблюдая за тем, как Шарлотта рассеянно отковыривает лак с ногтей.
— А что насчет Шарля? — спросила я наконец.
— Да это все та же история, — ответила Шарлотта. — Ему очень тяжело из-за того, что он не сумел спасти ту девочку на реке. Последнюю пару недель он… — Шарлотта как будто прикинула, как много она может мне рассказать, и продолжила: — Он стал просто одержим этим.
— Но он справится со временем? — спросила я.
Она пожала плечами:
— Я уже говорила об этом с Жан-Батистом, сегодня утром. Он собирается поговорить с Шарлем.
— Наверное, это поможет? — предположила я.
Шарлотта покачала головой, явно сомневаясь.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Хорошо, — согласилась я, хватаясь за новую тему. — Значит, нелегко жить в доме, переполненном горячими, энергичными парнями? Ну, исключая Гаспара и Жан-Батиста, хотя и их, я думаю, можно назвать горячими на свой лад…
Я умолкла.
Шарлотта расхохоталась.
— Да, они стоят особняком, — согласилась она. — Но вообще, там атмосфера так переполнена тестостероном, что я удивляюсь тому, что у меня до сих пор усы не выросли просто из-за того, что я дышу этим воздухом!
Теперь засмеялась я. Все это звучало для меня настолько странно, как будто мы вдруг заговорили по-китайски. И казалось ненастоящим, хотя и ничего плохого я не ощущала.
Шарлотта осторожно улыбнулась мне, довольная тем, что ей удалось пробить мою защиту.
— Если честно, — призналась она, — они все для меня как родные. Мы ведь живем вместе не один десяток лет. Ревенантам, которые живут в сельской местности, приходится регулярно менять жилье, чтобы местные их не узнали после того, как они умрут, спасая кого-то. Они переезжают из одного загородного дома Жан-Батиста в другой. И большинство и них вполне этим довольно, но мне такое не нравится. Те люди, что рядом со мной, — моя единственная семья, и я бы никогда не смогла с ними расстаться.
— А у тебя когда-нибудь… — Я замолчала, не зная, насколько позволителен вопрос, который мне хотелось задать.
