Гренадер, деливший с ним когда-то тяготы походов, подкатил к нему коляску.
За двести шестьдесят лет до этого дня Нострадамус, поэт и провидец, написал в восьмой центурии шестидесятый катрен, но писем и стихов Жозефины Богарнэ великий прорицатель в своих видениях не прочитал… А она вложила в них свою любовь и понимание:
Похитивший с неба огонь для людей,
Прикован к скале был титан Прометей.
Орел ненасытный клевал его печень,
Но в знанье зажженном остался он вечен.
Новелла восьмая. Самозванец
Вслед за казненным добрым королем
В гробу с подменой вынесен наследник,
Шесть месяцев надежде ждать под льдом.
Снег первый, след колес на нем последний.
Нострадамус. Центурии. VI, 52. Перевод Наза Веца
После очередной революции 1830 года бездарному Карлу X (графу Артуа), третьему сыну Людовика XV, занявшему трон после своего старшего брата Людовика XVIII, пришлось уступить корону Луи-Филиппу из младшей ветви Бурбонов, Орлеанскому. Во время его царствования, когда все заметнее становилась власть капитала, к банкиру Ротшильду явился министр полиции с просьбой принять его.
Министр был ростом и солдатской выправкой похож на гренадера. Его провели в старинный кабинет финансиста, где сидели до него столетиями такие же важные, как и он, банкиры.
Там никого не было, и министр встретил входившего в кабинет пожилого еврея в черной шапочке и с седыми пейсами, с темными, совсем не старческими пронизывающими глазами.
Тот мелкими шаркающими шажками подошел к богатому письменному столу с резными ножками, единственной допущенной роскошью старого кабинета, и уселся как-то бочком в обитое дорогой кожей кресло.
Министр полиции расправил пышные усы и приветствовал банкира.
Ротшильд кивнул в ответ и слабым голосом спросил:
— Чем могу служить высшему стражу порядка?
Министр откашлялся и произнес:
— Если Бурбоны правили Францией полторы тысячи лет, то ваша славная династия Ротшильдов берет начало по крайней мере в XVI веке, и силу свою не ослабила, не потеряла, а многократно увеличила.
— Но мы не правили Францией, — сказал Ротшильд.
— Но правили и правите ее королями, — ответил бравый полицейский.
— О чем хотите сообщить мне?
— Об угрозе политических потрясений Франции, которые горько отзовутся на ее народе.
— Как француз озабочен вашими словами. И что же нам грозит?
— Появление «воскресшего» сына казненного законного короля Людовика XVI. Этот сын был провозглашен роялистами еще сорок лет назад королем Людовиком XVII.
— Если не ошибаюсь, таких Людовиков XVII после отречения Наполеона и реставрации Бурбонов было немало.
— Ровно сорок, господин Ротшильд.
— Почему же вас так беспокоит сорок первый, когда вы или ваши предшественники даже уже после кончины славного Фуше сумели обезвредить претендентов на занятый королевский престол.
— Тогда это было проще. Престол занят Бурбонами и претендент на него — явный самозванец. А вот сорок первый, как вы сказали, некий герр Наундорф из Голландии, как две капли воды похож на Людовика XVI, якобы его отца, что не исключено.
— Да. — вздохнул Ротшильд. — История — это исследование людских ошибок.
— Нельзя оставить без внимания возможность еще одной ошибки. Герр Наундорф, владелец фермы и сапожного дела в Дальфте. богато обставил снятый им в Сен-Жерменском предместье особняк и дает светские приемы, вербуя себе влиятельных сторонников старшей ветви Бурбонов, угрожая тем королю Луи-Филиппу Орлеанскому. Знатные люди весомы в обществе и, конечно, связывают полиции руки, поскольку противозаконности в их действиях пока что нет.
— Король Франции — сапожник? Это забавно. Но при чем тут я, тем более что пока все спокойно?
— Нельзя допустить нарушения спокойствия.
— Как же этому помешать?
— Деньги делают все. Я был простым полицейским при Фуше, который служил и Бурбонам, и якобинцам, и Директории, потом императору и снова Бурбонам, пока не скончался в 1820 году.
— Да, полиция нужна всегда. Многие ломали себе головы: «Что хитрый Фуше хотел сказать, с каким коварным планом связан его уход из жизни?»
— Я думаю, он одобрил бы план, с которым я пришел к вам, господин Ротшильд.
— По занимаемому посту вы — наследник Фуше. И что бы он сделал на вашем месте?
— Разорил бы Наундорфа, у которого нет армии для захвата власти, ничего, кроме захватывающих рассказов о своем чудесном спасении в чужом гробу, вербуя сторонников в изысканном парижском обществе. Но его «сестра», герцогиня Ангулемская, никогда не признает голландского фермера и сапожника своим братом.
— Не узнает его?
— Конечно. Потому что ей, получившей целиком все наследство Бурбонов, это было бы невыгодно, а во-вторых, — и полицейский понизил голос, — во-вторых, потому, что она, видимо, вовсе не Мария-Тереза, а подменившая несчастную принцессу, изнасилованную в тюрьме стражником и родившую там умершего вскоре ребенка, после чего решившую уйти в монастырь. Под ее именем блаженствует другая…
— Поистине история не только изучение людских ошибок, но и раскрытие их преступлений.
— Полиции надо помочь, дать ей в руки формальное признание самозванства господина Наундорфа.
— Как я понимаю, вам нужны деньги.
Министр и банкир поняли друг друга, и бравый полицейский, расправив пышные усы, переходившие в бакенбарды, уходил из дома Ротшильдов весьма довольный собой.
Министр полиции был прекрасно осведомлен, что гepp Наундорф впервые объявился в Берлине в 1810 году, еще при Наполеоне, под своим голландским именем, и лишь теперь, при Луи-Филиппе Орлеанском, решил противопоставить ему себя как сына Людовика XVI, старшей ветви Бурбонов, для чего и прибыл в Париж.
У сен-жерменского особняка вечерами останавливались кареты знатных господ, и разодетые дамы в сопровождении титулованных спутников входили в дом, где их встречал радушный хозяин на фоне двух портретов в золоченых рамах, написанных как бы с одного лица. Это были портреты Людовика XVI и хозяина особняка.
А в гостиной перед ужином с шампанским стало традицией просить хозяина рассказать о своем чудесном спасении, о том, как надзиратель Роше Лоран подменил его своим умершим от золотухи сыном, как поместил обоих мальчиков в сделанный по его заказу просторный гроб, и как сам первый из директоров Баррас застал его за этим занятием в комнате настоятеля Темпля, и как, вместо того чтобы отправить тюремщика на гильотину, стал его сообщником, предоставив карету для доставки гроба в монастырь св. Дени, где дофин Луи-Шарль был спрятан в дальней башне монастыря, а несчастный сын тюремщика похоронен вместо дофина на кладбище св. Маргариты. И только через шесть месяцев маленький узник в предоставленной тем же Баррасом карете, которой управлял башмачник Симон, по поручению Конвента полтора года воспитывавший его, был доставлен на ферму покойного Наундорфа, которую дофин Луи-Шарль наследовал как якобы его племянник.
