Участок был с дальнего края кладбища: пять надгробий и пустые места. Скоро мой брат присоединится к ним.
Могила бабушки была свежей, надгробие – маленькое и простенькое, с выгравированной надписью «Любящая мать, жена и бабушка». Я заинтересовалась, кто же это написал. Встала на колени, перекрестилась и поцеловала камень. Хотя обычай ставить цветы на надгробие вышел из моды, я видела их на фотографиях и захотела принести их. Даже парочку гадких гвоздичек. Как еще сказать, что я была здесь? Как еще сказать, что я думаю о тебе?
Могила мамы была рядом. Ее надгробие в форме сердца гласило: я принадлежу своему возлюбленному, а возлюбленный мой – мне. Никакого упоминания о детях. Как мало я ее знала, и как мало она знала меня. По краям ее могилы выросли сорняки. Я достала мачете и срубила их прочь.
Папа был возле мамы: всегда видь светлую сторону. На его надгробие кто-то положил три зеленых веточки, похожих на траву. Веточки, придавленные небольшим камешком, были свежими, очевидно, их положили недавно. Я наклонилась понюхать их. Мята. Интересно, что она значит и кто принес ее. Наверное, кто-то из папиных коллег.
Можете счесть меня бессердечной, но при виде могил я ничего не чувствую. Слезы не выступили. Лео погиб, Имоджен погибла, Тео ранен – а глаза мои были сухи. Смерть есть смерть, хоть заплачься, их не вернешь. Я закрыла глаза и пробормотала бессердечную молитву юного циника.
Когда я вернулась домой к Саймону Грин, он уже ждал меня.
– Я уж решил, что тебя убили, – сказал он.
Я пожала плечами.
– Нужно было прогуляться.
– Виделась с Вином?
– Конечно нет. Гуляла.
– Ну, заходи. Мы встречались с Бертой Синклер, но должны быть в центре города через двадцать минут. Она будет разговаривать только с тобой.
Я была одета в куртку, штаны и рубашку Саймона, но времени на переодевание не было.
Мы спустились и сели в машину. По большему счету, Саймон Грин заимствовал ее после покушений, чтобы мы с Нетти избежали общественного транспорта.
– Думаете, там будут газетчики?
Он ответил, что надеется на обратное, хотя не уверен в этом.
– Меня отправят в Свободу?
– Нет. Мистер Киплинг договорился с людьми Синклер о твоем домашнем аресте до похорон Имоджен.
– Отлично, – я откинулась на спинку сиденья.
Саймон Грин похлопал меня по колену.
– Не бойся, Анни.
Я не боялась, а почувствовала некоторое облегчение оттого, что не надо прятаться.
Офис окружного прокурора располагался в том районе города, которого вся моя семья старалась избегать – это территория правоохранителей. На ступенях прессы не было, но прямо перед офисом происходил митинг за легализацию какао. Только двенадцать человек, но довольно шумных.
– Много их развелось в последнее время, – прокомментировал Саймон Грин, подъезжая к обочине Хоган Плэйс.
– Я буду здесь. Мистер Киплинг ожидает тебя в вестибюле.
Я накинула капюшон куртки Саймона Грина.
– Почему стало так много митингов в поддержку какао?
Саймон Грин пожал плечами.
– Время покажет. Люди устали от малого количества шоколада. Твой кузен Микки работает неправильно. Его отец болен, и он встревожен. Удачи, Аня, – Саймон Грин захлопнул за мной дверь и я пошла.
Я пробралась через митингующих.
– Возьми одну, – попросила девушка с косами. Она протянула мне листовку. – Ты знаешь, что какао укрепляет твое здоровье? Настоящая причина запрета – себестоимость его продукции.
Я сказала ей, что уже слышала об этом.
– Если мы не будем полагаться на снабжающих нас недобросовестных мафиози, риска не будет вообще!
– Какао сегодня. Какао сегодня. Какао сегодня, – скандировала толпа и размахивала кулаками.
Я, отродье недобросовестных мафиози, пробралась через обезумевшую толпу в вестибюль, где ожидал меня мистер Киплинг.
– Ну там и зрелище, – сказал он. Он сбросил с меня капюшон и поцеловал в лоб. Мы не виделись друг с другом с самого моего заключения в Свободу.
– Анни, моя дорогая, как ты?
Я не хотела подробно останавливаться на своем времяпровождении, потому что ничего хорошего из этого не выйдет.
– Мне не терпится покончить с этой встречей. Я готова смириться.
– Хорошо. Идем.
Мы записались в приемной, затем поднялись на лифте на десятый этаж. Наконец, помощник проводил нас в офис.
Берта Синклер была одна. Ей шел пятый десяток и она была ниже меня. На ее ногах заскрипели металлические ремни, когда она подошла пожать мне руку.
– Беглянка Аня Баланчина, добро пожаловать, – поприветствовала она. – Вы были настойчивы, мистер Киплинг. Пожалуйста, присаживайтесь, друзья.
Она вернулась в свое кресло. Ее колени плохо сгибались, поэтому она была вынуждена опрокинуться в него. Мне стало интересно, что же произошло с Бертой Синклер.
– Итак, блудная дочь, няня твоей сестры мертва, брата не стало, ты вернулась на остров Манна-Хата и явилась к моей двери. Что же мне с тобой делать? Твой юрист считает, что следует дать тебе испытательный срок и время покажет. А что ты думаешь, Аня? Не мягкое ли наказание для девушки, застрелившей кого-то и сбежавшей из тюрьмы?
– По-моему, – вмешался мистер Киплинг, – Чарльз Делакруа незаконно вернул Аню в Свободу. Он думал о своей кампании, а не общественных интересах. Хотя Аня была неправа, она сбежала от ситуации, которая по существу была несправедливой.
Берта Синклер потерла колено.
– Да, – сказала она, – я не могу не согласиться с вашим утверждением, что Чарльз Делакруа амбициозный высокомерный выскочка. Действительно, – продолжала Берта, – мне следует поблагодарить тебя, Аня. Удачно, что ты была в том автобусе! Мой предвыборный штаб и я обыграли историю об Ане и сыне окружного прокурора, и так до бесконечности, пока это всем не надоело. Ирония в том, что общественность не заботилась этим вопросом так, как заботился Чарльз Делакруа. На мой взгляд, не этот просчет стоил ему выборов. Или, иначе говоря, вручил их мне, – Синклер рассмеялась. – Ну, как я это вижу, друзья. Мне плевать на шоколад. Ты меня не волнуешь, Аня. И конечно, не волнует сынок Чарльза Делакруа.
– А что вас волнует?
– Хороший вопрос. Устами младенца глаголет истина. Я забочусь о своем народе и делаю для него все.
Кажется, это отвратительная бестактность по отношению ко мне.
– Меня волнует возможность переизбрания. А оно занимает много ресурсов, мистер Киплинг.
Мистер Киплинг кивнул.
– Одно время Баланчины были хорошими друзьями этому офису. И надеюсь, так будет и снова, – в этот момент Берта Синклер вынула из стола крошечный блокнотик, что-то в нем нацарапала и передала мистеру Киплингу. Он взглянул на лист. Краем глаза я увидела число как минимум с четырьмя нулями, может больше.
