— Мне показалось, мы говорили о пятисот.
— Остальные не люди, — возразила Лучезарная, — и волновать тебя не должны. Они и живы-то весьма условно, так что под определение «живой товар» никак не подпадают.
— Вот как! — Пожалуй, впервые за время их знакомства, Дарья разглядела на лице Марка тень озабоченности. — Ты нашла способ поладить с Адонисом и его демиургами?
— Согласись, Марк, это не твое дело.
— Но попробовать-то стоило! — усмехнулся Марк и, отвернувшись от Лучезарной, — снова посмотрел на Дарью. — Это не работорговля, — ответил он на недоуменный взгляд Дарьи. — Скорее, усыновление.
— В таких количествах?
— Транспорты ходят на ту сторону не каждый день. Однако эти усыновители не принимают детей иной расовой принадлежности. Только высокие кареглазые брюнеты или светлоглазые и светловолосые крепыши.
— Там так плохо с потомством?
— Я не знаю, — покачал он головой, — но думаю, дело не в плодовитости. Это очень странные игры, Дари, и их в два слова не объяснишь. Просто ты попала в ураган…
— И меня несет вместе с ветром…
— Дари… — он смотрел ей прямо в глаза, но единственное чувство, которое она могла прочесть в его взгляде, было желание. Он хотел ее, вот в чем дело.
«Его ломает от страсти, как от абстиненции!»
— Дари… Я… — обычно он знал, что сказать. — Представь, что должна объяснить иностранцу откуда-нибудь из Патагонии, — да, да, именно индейцу из Патагонии! — как вы живете в Тартаре. Что такое республика? Почему ваша армия называется народно-освободительной? Откуда взялись летающие корабли? Что скажешь?
«Научить туземца с Берега Слоновой Кости чистить зубы и ездить на трамвае…» — вспомнила Дарья старую шутку, гулявшую по офицерским кантинам «от моря и до моря».
— Я поняла, — пыхнула она сигарой, оказавшейся на вкус отнюдь не противной. — Предлагаешь обождать с выводами?
— Ты очень умная, — улыбнулся Марк. — Иногда, даже страшно делается.
— Да, я умная, — Дарья попробовала «прочесть» Марка, но это оказалось невозможно, только в висках запульсировала боль. — А еще какая?
— Красивая, но это не комплемент.
— А что тогда комплемент?
— Даже и не знаю! — развел он руками. — Давай подождем. Возможно, когда-нибудь я подберу подходящие слова.
— Ты станешь меня учить? — на самом деле она хотела спросить о другом, но неожиданно устыдилась своего желания. Впрочем, замена получилась совсем неплохо. Почти правда, хотя и не вся. И вопрос вполне уместный.
— Мне некуда деваться, — пожал он плечами. — Я взял на себя ответственность заботиться о тебе. Правда, это случилось несколько позже, чем я предполагал…
— Ты опоздал на двадцать лет, — Дарья просто не могла не напомнить о том, что все еще сидело в ней, как заноза в пальце.
Молчание повисло между ними, тяжелое, как скала. Мгновение, другое…
— Не надейся, Дари, — сказал, наконец, Марк, — боль не пройдет. Ты не забудешь и не простишь. И это правильно. Моей вины в случившемся нет, но это ничего не меняет. Случившееся случилось, и повернуть время вспять не в моей власти. Теперь я могу лишь попытаться вернуть долг. Вопрос лишь в том, готова ли ты его принять?
Второй день первой декады месяца деревьев 2908, Тхолан, империя Ахан, планета Тхолан.
Ночью прошел дождь, и, хотя на арену не упало ни капли, буковый набор дуэльного круга чуть увлажнился. Не слишком заметно, но достаточно, чтобы Че принял это обстоятельство в расчет. Он постоял мгновение, давая голым ступням почувствовать фактуру идеально оструганных узких досок, понюхал воздух и послушал гул собрания. Влажность изменила не только силу сцепления кожи с лакированным деревом, но и сопротивление воздуха, и, кажется, даже настроение трибун. Впрочем, все это являлось рутиной и имело ровно столько значения, сколько имело. Немного, но все-таки…
Че сделал три шага вперед, выходя из тени, отбрасываемой восточной аркой Отцовского Поля, и волна взволнованных возгласов покатилась по рядам амфитеатра. Порыв весеннего ветра, ласковая приливная волна: его увидели, но это еще ничего не значило. Однако в следующее мгновение Че поднял левую руку и развернул раскрывшуюся ладонь к центру дуэльного круга.
Вызов!
Вот теперь гул взметнулся к высокому небу штормовой волной. Но Че не был бы тем, кем он был, если бы не дожал праздную толпу взмахом правой руки.
Великие боги, что тут началось! Один из лучших танцоров десятилетия — Че Ахан Гершаим Йёд, Золотой Топаз Империи, объявлял Подвиг Без Ограничения Времени: десять смертельных схваток с любым желающим.
— Без оружия, — показал Че левой рукой.
— Без одежды, — добавил он, сбрасывая набедренную повязку.
Без ограничений на пол и происхождение. — Он был готов драться с женщинами, мужчинами и гермафродитами, на что решались немногие люди его круга, и с простолюдинами — на что не пошел бы, пожалуй, ни один жемчужный господин нынешней эпохи.
Без ограничений времени. — Теоретически, поединок мог затянуться на многие дни, пока истощение не погубит блистательного Че, возомнившего себя богом и забывшего, что пока — и на самом деле — он всего лишь человек из костей и мяса. Однако у Че на все имелось собственное мнение. И по данному вопросу тоже.
Он пришел за обновлением, искать которое с равными основаниями можно и в любви, и в смерти. Он пришел сюда сегодня и объявил Подвиг, потому что устал жить. Такое случалось порой с жемчужными господами, но каждый решал эту проблему, как мог. Че решил драться. Если он не умрет на арене Дуэльного Поля в этот день, кто знает, что он решит сделать потом? Может быть, объявит новый Подвиг, но, возможно, что пролитая кровь и принесенные богам жертвы не пропадут зря, и перед ним откроется смысл жизни. Не смысл жизни вообще, — Че в отличие от философов старо-имперской школы в такое извращение не верил, — а некий частный смысл, личный жизненный интерес, способный разогреть остывающую от старости кровь. Что-то, что заставляло бы жить, а не тянуло умереть.
— Сейчас. — Открытая ладонь сжалась в кулак.
— Здесь, — указал он на дуэльный круг.
— Я жду, — чуть шевельнул он опущенной рукой, и увидел, как ряды амфитеатра словно бы окутались дымкой. Это зрители вызывали проекции, чтобы увидеть крупным планом его лицо — идеальную маску «Молчания Небес», — золотые глаза, или отдельную особо впечатляющую группу мышц. Впрочем, возможно, кого-то в особенности заинтересовал член или крепкая мужская задница, но самому Че это было более чем безразлично: там, за алой линией, ограничивающей дуэльный круг, у него не было ни друзей, ни врагов, ни любви. Ничего.
