— Дружище, ты как, держишься?
В ответ он услышал лишь неразборчивое бульканье и всхлипы.
— Мне жаль вашего напарника, — развел руками Стоун, — но ваша миссия закончится здесь. А теперь, если вас не затруднит, сообщите, кто вас послал и куда делся Мессия. И, быть может, я вас пощажу.
— Думаю, эту информацию вам знать не обязательно, — нагло улыбнулся в ответ Альбинос. Вероятность того, что их сейчас подслушивают, ровна нулю, но он был приверженцем старой школы и не привык доверяться случаю.
Конечно, если бы Альбинос поведал Стоуну о корпорации «Хронос» и о том, что они уже давно ведут охоту на Звездного Путника, конгрессмен все равно не оставил бы его в живых. Но сам факт того, что информация о корпорации станет известна одному из влиятельнейших политиков США этого времени, грозит Альбиносу более страшными последствиями, нежели смерть. Например, его коллеги из «Хроноса» просто не позволят ему появиться на свет.
— Хорошо, молодой человек. Это ваш выбор. Придется отвезти вас в одно тихое место и поболтать в более приватной обстановке, — эти слова Роджер произнес с таким видом, будто ему действительно было жаль захваченных в плен агентов корпорации.
— Тогда, если вас не затруднит, мистер Стоун, хочу попросить вас сделать мне одолжение. Дайте закурить напоследок.
— Конечно, — улыбнулся конгрессмен с видом добродушного хозяина. — Эй, Кевин! Угости нашего гостя сигаретой!
Выжившие охранники укладывали тела погибших коллег на носилки и грузили их в вертолет. Руководивший погрузкой начальник безопасности закинул автомат за спину и подошел к Альбиносу, на ходу достав из пачки «Мальборо» помятую сигарету. Зажав сигарету зубами, агент «Хроноса» потянулся к огоньку зажигалки, но навороченное огниво Кевина никак не хотело загораться.
— Не работает? — досадно хмыкнул Альбинос. Кевин виновато кивнул. — У моего друга в разгрузке, в нагрудном кармане, бензиновая зиппо есть.
Но стоило Кевину протянуть руку, как Грузный, который только этого и ждал, резко вскочил на ноги и вцепился зубами в незащищенное горло начальника охраны. Раздался резкий неприятный хруст, на белый костюм и стоявшего рядом конгрессмена брызнули алые капли крови.
Следующие несколько минут превратились для Альбиноса в калейдоскоп из стремительно сменяющихся картинок.
Грузный, словно бультерьер, мертвой хваткой вцепился в горло верещащего от ужаса и боли Кевина. Сержант стреляет из своего револьвера в спину агента, растрачивая все патроны.
В это же самое время четверо бойцов, построившись в каре с конгрессменом посередине, со всех ног бросились в сторону вертолета.
Воспользовавшись всеобщей неразберихой, Альбинос совершил кувырок в сторону, приземлившись практически под ноги сержанту. И пока тот в растерянности хлопал глазами, агент уже оказался у него за спиной и накинул скованные наручниками руки ему на шею.
— Я же обещал, что убью тебя, сволочь!
Сержант пытался вырваться, но стальной захват Альбиноса был ему не по силам. Хрустнули шейные позвонки, и тело сержанта моментально обмякло. Покончив с ним, Альбинос с болью посмотрел на тело напарника. Грузный лежал поверх поверженного им Кевина и больше напоминал раскуроченный манекен в полицейском тире.
— Прощай, дружище.
Пригибаясь и стараясь держаться в тени, Алекс побежал в лес, туда, где призывно горели синим светом оставленные ими маяки.
Драгоценные и хрупкие вещи
Требуют особого обращения.
Господи, что мы тебе сделали?
Мы всегда старались делиться
Самой нежной заботой.
А теперь смотри, чрез что заставили тебя пройти.
Все рушится, все ломается.
Я думал, у нас получится,
Но слова остались невысказанными
И сделали нас беззащитными,
Нам стало почти нечем поделиться.
Ангелы с серебристыми крыльями
Не должны познать страдания.
Как я хотел бы забрать твою боль.
Если у Бога есть главный план,
Который ясен только ему,
Я надеюсь, он видит мир твоими глазами
Depeche Mode, Precious
Неохотно занимающийся тусклый рассвет застал беглецов в дороге. Бледное, светлеющее небо, небрежно усеянное грязно-серыми тучами, сулило прохладный, пасмурный день. В салоне грузовичка, который дожидался их на парковке неподалеку от резиденции конгрессмена, было неудобно, пахло старой облезлой обивкой с едва уловимым сладко-приторным привкусом какого-то химического «цитруса» из давно выдохшегося освежителя воздуха, капсюль с которым был спрятан где-то в недрах приборной панели.
Сидящие спереди Алекс и Кей о чем-то негромко переговаривались, изредка умолкая, чтобы порыскать по волнам радиостанций, в надежде услышать возможные новости о совершенном ночном нападении на дом конгрессмена. Но пока ничего, кроме куцей информации, состоящей из нескольких скупых фраз о пожаре на вилле собирающегося баллотироваться на пост президента Роджера Стоуна, вызванном то ли несчастным случаем, то ли происками конкурентов по разгорающейся предвыборной гонке (более подробная информация от наших специальных корреспондентов в утренних выпусках), ведущие сообщить не могли.
В этот час большинство добропорядочных американцев еще почивали в своих кроватях, и эфиры в основном были заполнены невнятной бубнежкой о погоде, ценах на генномодифицированное зерно, волна «Фермерского вестника» с неразборчивым техасским акцентом захлебывалась цифрами тараторящего распорядителя торгов на одном из аукционов клонированного скота. Кто-то, задыхаясь от счастья, сбивчиво благодарил родственников и удачу за только что сорванный лотерейный джек-пот, где-то читали проповедь. Усыпляюще бренчала музыка.
Машину то и дело потряхивало на частенько попадавшихся под колеса асфальтовых выбоинах — стараясь запутать возможных преследователей, Алекс всячески избегал государственных трасс и загруженных магистралей, уже несколько часов петляя по сельским дорогам и безлюдным лабиринтам проселочных трактов. Лара изредка поглядывала на сидящего рядом Гая, который задумчиво отвернулся к окну, отрешенно следя за проносящимися мимо домиками и однообразной сельской местностью, над которой местами еще клубились ватные проплешины утреннего тумана.
— Гай.
Он обернулся и посмотрел на сидящую рядом девушку. Ее большие карие глаза на красивом, испуганном личике, обрамленном черными как смоль волосами, светились участием, благодарностью и восхищением. Неровное салонное освещение придавало Ларе болезненный вид.