ГЛАВА XIII
ИСТИННОЕ ПОСВЯЩЕНИЕ
На основании сказанного выше относительно ламаистских "посвящений" и связанных с ними упражнений может сложиться впечатление, что слово "посвященный" в том значении, в каком оно употребляется в других странах и западными авторами, не может быть применимо к тибетцам, которые получили тот или иной из разнообразных ритуальных ангкуров, возможных в стране.
Я хотела бы еще раз отметить и подчеркнуть, что сам по себе ангкур имеет цель не сообщить знание, а скорее передать энергию, необходимую для выполнения того или иного физического или ментального действия75. Эту транслируемую в мистических ангкурах энергию можно представить и как энергию, осознанно воплощаемую в практике упражнений, необходимых для развития способностей, обусловливающих достижение духовного просветления. Просветление – это результат не обряда, а мистического опыта, который невозможно передать.
В биографии Миларепы есть подтверждение тому, что ламы придерживались именно такого понимания на протяжении веков. Я упоминаю эту работу, предпочитая ее многим другим, подтверждающим то же положение, так как она была переведена на многие европейские языки, и мои читатели могут обратиться к ней. Лама Марпа, приверженец тантрической обрядности и гуру Миларепы, не пренебрегал ни ангкурами, ни эзотерическими наставлениями. Тем не менее по окончании он обязательно отсылал своих учеников обратно в их пещеру или хижину, дабы там, в уединении, они могли обдумать "полученное".
Затем, призвав их к себе вновь, он на основании одних лишь расспросов и анализа результатов медитации учеников стремился выявить, насколько они преуспели в "познавании", насколько они "посвятили сами себя".
Сколь ни "еретичны" были бы ламаисты в других отношениях, они неизменно твердо придерживаются некоторых основных принципов буддизма, особенно того, который мы находим в словах Будды: "Будь сам себе наставником, будь сам себе светильником на Пути", – положение, точный отзвук которого мы встречаем и в Тибете: "Люди ищут наставников и защитников вне себя, и тем обрекают себя на горе и страдание" (из литургического текста обряда "пресечения").
Среди аскетов-созерцателей Тибета эти принципы, по-видимому, имеют даже большее влияние, чем среди их единоверцев в южных странах. Например, в то время как последние утверждают, что сейчас, когда на земле отсутствует живой Будда, никто не способен достичь состояния архата (то есть существа, достигшего Просветления и живым вступающего в нирвану), ламаисты-мистики убеждены, что объективное присутствие проповедующего Будды ни в коей мере не является обязательным для обретения Знания.
Говоря коротко, здесь речь идет об истинном "посвящении", как его понимают наставники мистицизма в Тибете. Как бы к этому ни относиться, но свое мнение по данному вопросу они неизменно оставляют при себе. Подобная концепция посвящения составляет одну из сокровеннейших тайн их эзотерических учений.
И все же, как шутя сказал мне один лама: "Эзотеризм появляется лишь тогда, когда исчезает понимание; это еще одно обличье неведения. Проницательный и исследующий разум способен вскрыть все явления".
Даже не обладая исключительной прозорливостью, нетрудно понять уроки, преподносимые в многочисленных историях о самопосвящениях. Я приведу одну из многих, детали которой, – даже помимо конкретного знания, – не лишены интереса как представляющие картину тибетских обычаев.
Я сама не знакома с Таши Дадулом, но у меня есть все основания считать его историю совершенно достоверной по той причине, что она носит отпечаток тибетского образа мышления, и люди, рассказывавшие ее мне, заслуживают полного доверия. Даже если некоторые детали в ней и подверглись искажениям, все же она представляет определенную ценность, поскольку содержит информацию о том, как тибетцы рассматривают "посвящение".
Таши Дадул был гьяронгпа (то есть человек из тех тибетских племен, которые обосновались в пограничных с Китаем долинах, вблизи провинции Сычуань). Он принадлежал к тем средним классам тибетского общества, представители которых, за редким исключением, занимались торговлей. Молодой и красивый, женатый на очаровательной женщине из богатой семьи, отец трехлетнего мальчика и глава процветающего дела, Дадул, как говорится, родился в рубашке. И действительно, он был вполне счастлив, пока однажды не обнаружил на своем молодом и сильном теле первые признаки проказы.
Никто ни в его семье, ни в семье его жены никогда не болел этой страшной болезнью. Он еще надеялся, с тревогой наблюдая за развитием этих роковых симптомов, но вскоре сомнения развеялись окончательно. Он проконсультировался у местных врачей, затем у врачей из других мест, чья репутация и искусность были широко известны, и наконец, отчаявшись, отправился в длительную поездку за помощью к врачу из миссионерской больницы, расположенной на границе с Китаем. Он надеялся, что белый врач знает лекарство, неизвестное в Тибете и Китае.
Однако и белый человек признал себя столь же бессильным, как и его азиатские коллеги. Осмотрел ли он пациента? Естественно, тот, кто рассказал мне эту историю, о том не знал, но я припомнила трагический случай того же рода, когда молодой человек обращался ко мне в монастыре Гумбум. Он тоже ходил в больницу белых в Китае и прямо с порога спросил: "Есть ли у вас что-нибудь от проказы?" Ему ответили отрицательно. Я посоветовала ему еще раз обратиться к европейскому врачу, не сообщая тому предварительно о характере своего заболевания. Может быть, эти симптомы относятся к другой, излечимой болезни.
Я привела этот частный случай, дабы исключить любую мысль о том, что в истории Дадула есть что-либо сверхъестественное. Те же элементы сверхъестественного, которые в ней упоминаются, имеют исключительно духовную природу.
Утратив всякую надежду на помощь медицинской науки, Таши Дадул, подобно многим отчаявшимся людям, обратился к религии. Но, в отличие от других, он не ожидал никакого чуда: считая себя совершенно неизлечимым, он хотел только подготовиться к смерти. Кроме того, он хотел удалиться, дабы избавить своих родственников, и особенно молодую жену, от близости с тем ужасным существом, в которое он вскоре превратится.
Обратившись к одному отшельнику, Дадул испросил его благословения, а также соответствующего наставления в медитативной практике. Затворник оставил его на некоторое время у себя, а затем посоветовал ему созерцать Джигджеда ["Ужасающего"; санскр. Ямантака], великого йидама "желтошапочной" школы.
Живя в строгом уединении, он не нуждался бы ни в какой иной религиозной практике – этой ему должно было вполне хватить.
