У Виша вновь зашлось дыхание, а на глаза навернулись слёзы радости: вот это птицы! Они лечат деревья!
Виш вспомнил, как мучительно умирал в деревне старый Пих, когда у него под кожурой завелись похожие белые личинки, и не нашлось врача, чтобы сделать операцию. А птицы сами, без надлежащего медицинского образования, лечат больных собратьев.
Виш вспомнил разговор с Чером.
– Почему птицы маленькие? – спрашивал Виш. – Ведь гусеницы бывают очень большими. А птицы едят гусениц. Почему бы им не вырасти такими, чтобы съесть всех гусениц?
– Чайки едят рыбу, – отвечал Чер. – А рыба в море разная. Акулы тоже рыбы. Однако чайки акул не едят…
«Хорошо бы, – подумал Виш, – если бы были огромные-преогромные птицы. Такие большие, что смогли бы ловить и есть гусениц. Или кучкой насели бы на одну…»
Но… что в таком случае делали бы воины-люрасы?
Среди зарослей высокой травы, длинным языком высунувшейся из левой низины, что-то зашевелилось.
«Гусеница!» – подумал Виш и моментально потянул из-за спины пику. Люрас таким низким быть не мог.
Но то оказалось движущееся растение. Виш впервые видел подобное здесь. Дома их достаточно – хотя бы кочующие вьюнки, которые дважды в год мигрировали с севера на юг и обратно, в поисках пищи. Порой они забирались на скалы такой крутизны, что никто, кроме них, взобраться туда не осмеливался. А порой их приходилось отгонять от кормильных полей.
Но вьюнки ничего не боялись, потому что были неразумные. И ещё потому, что очень лёгкие и могли спланировать с любой высоты, если внезапный порыв ветра вдруг сбросит их.
Вишу казалось, что здешним растениям нет нужды искать пищу: её хватает на всех, можно всю жизнь просидеть на одном месте. Потому-то и люрасов здесь мало, что Перворосянка не могла родиться в здешних местах: зачем идти за пищей, если пища приходит сама? Вот Неподвижные Собратья и остались неподвижными.
Но, оказалось, здешняя земля тоже способна на невероятные штуки.
Растение гордо прошествовало мимо Виша. И он в очередной раз остолбенел: в пазухах листьев шагающего растения сидели живые, машущие ручками и ножками маленькие детишки. Но растение было явно неразумное: созревшие падали на землю, а оно не замечало и затаптывало тех, кто не успевал отползти. Не обращало внимания на своих детенышей! Рассеивало повсюду, нимало не интересуясь их дальнейшей судьбой.
«Как можно так обращаться с детьми? А если упадут на каменистую почву? – с тревогой подумал Виш. – Они же засохнут! Или отползут?»
Но заниматься расселением и обустройством чужого потомства Виш не собирался. В конце концов, в этих краях не так много опасностей: за каждым люрасом не охотится, ощеря челюсти, гусеница. А Вурч-то думал, что гусеницы плывут к ним, потому что съели всех Неподвижных Собратьев!
«Выходит, местные Неподвижные Собратья как-то приспособились к совместной жизни с гусеницами? – подумал Виш. – Неужели и мы смогли бы? Нет! Разумному существу тяжело привыкнуть к мысли, что каждый день твой товарищ может погибнуть. Если гибнуть – так в бою! А стоять и ждать, пока тебя съедят… Брр!» – Виш передёрнулся. И остановился.
Ему навстречу двигалась гусеница. Одна.
Виш мог бы обойти гусеницу, не трогать её. Но он почувствовал себя обязанным уничтожить всех встречающихся гусениц, с которыми мог справиться. Проснувшийся в нём боевой дух требовал выхода.
Виш не стал переть напролом, и сшибаться с гусеницей лоб в лоб. Зачем, когда можно применить одну из военных хитростей.
Он отступил в сторону, пропуская гусеницу. Та послушно проползла мимо.
И тогда Виш метнул в неё пику. В самый последний момент передумал вскакивать на спину и бить в нервный узел, как раньше. Его смутили две устрашающего вида колючки, торчащие на хвостовом сегменте. Очень уж они походили на колючки ящериц. Вишу показалось, что, если вскочить гусенице на спину, обязательно попадёшь под удар колючек. Да и густые щетинки, покрывающие спину, не внушали доверия: можно запутаться и упасть.
И Виш оказался прав: едва копьё вонзилось в гусеницу, как она с силой выгнулась, и колючки опасно пошли к голове. Если бы Виш стоял на гусенице и держался за копьё, вполне мог получить удар колючками в спину.
Но теперь, после удачного броска, можно не торопиться и просто подождать, пока гусеница обессилеет.
Виш так и сделал: просто стоял и ждал.
Гусеница умирала. Она закатила янтарные глаза, в которых судорожно подёргивались чёрные точки зрачков, и конвульсивно вздёргивала шипиками на хвосте.
Неожиданно откуда-то налетели стаи огромных бабочек: взмахивая белесоватыми крыльями. Они попытались отвлечь Виша от умирающей гусеницы, бросаясь ему чуть не в глаза. Виш отбивался голыми ветверуками: извлечь оружие из остывающего трупа не получалось, оно застряло.
Виш принялся тянуть копьё туда-сюда, дёргать в разные стороны.
«Не бросать же! – с тоской подумал Виш. – Чем тогда отбиваться от врагов?»
Он снова подёргал копьё, опасаясь сломать. А бабочки продолжали атаковать.
В конце концов Виш пропихнул копьё сквозь гусеницу и заотмахивался им, повредив крылья у нескольких бабочек.
И чего они взбесились?
«Мы раньше не обращали внимания на вьющихся бабочек, особенно если те порхали в отдалении. А они, получается, шпионили за нами!» – подумал Виш.
Бабочки продолжали порхать, мешая идти. Они залепляли глаза, с размаху налетали на Виша и били пусть лёгкими, но большими крыльями. Отмахиваться ветверуками не получалось: бабочки успевали увернуться. А вот копьём…
Он снова замахал копьём. Бабочки не успевали уворачиваться и падали, покалеченные, на опавшие листья, встрепыхиваясь время от времени. После ряда прицельных ударов бабочки стали вести себя осторожнее и близко не подлетали. А потом и вовсе упорхнули, словно поняв, что гусеница умерла, и они ничего сделать не могут.
«Выходит, какая-то доля соображения у них есть», – подумал Виш, протирая глаза от попавшей пыльцы.
А когда протёр, замер от неожиданности.
Впереди лежал люрас. Обычный, не шестирукий. А к нему, пожирая, приникла гусеница.
«Бао!» – чуть не выкрикнул Виш.
Пользуясь тем, что гусеница увлеклась, Виш подкрался к ней и ударил пикой. Бил сбоку, наотмашь, опасаясь при ударе сверху вниз задеть лежащего.
Гусеница дёрнулась и попыталась повернуться к Вишу. Это ей не удалось: Виш удерживал пику левой ветверукой, не давая гусенице схватить его своими страшными челюстями. А правой вытащил меч, и принялся рубить гусеницу.
Несколько мощных ударов – и тело гусеницы заизвивалось на залитой сокровью и лимфой траве. Голова осталась на трупе воина, продолжая закрывать верхнюю часть туловища.
