– Повезло? – Додж издал смешок. – С каких пор ты стала такой просветленной?
– С каких пор ты стал таким вредным? – спросила в ответ Дэйна.
Додж внезапно ощутил себя потерянным. Он не знал, откуда пришло это чувство, и пытался избавиться от него.
– Мама бестолковая. Вот о чем я говорю. – Он накинулся на свой сэндвич с сыром, чтобы не смотреть в глаза Дэйне. – Кроме того, я не хочу, чтобы ты возлагала какие-то надежды понапрасну…
Теперь уже Дэйна уставилась на него.
– Это невероятно. – Она говорила тихо, но почему-то это было хуже, чем если бы она кричала. – Все это время ты говоришь мне, чтобы я старалась, продолжала верить. А когда у меня действительно появляется прогресс…
– А как насчет того, что я делаю? – Додж знал, что ведет себя ужасно, но не мог ничего поделать. Дэйна всегда была на его стороне – она единственная, кто поддерживал его, – а теперь она вдруг от него отвернулась.
– Ты имеешь в виду Панику? – Дэйна покачала головой. – Послушай, Додж. Я много думала. Я не хочу, чтобы ты больше играл.
– Ты что? – Додж взорвался; несколько человек за соседним столиком повернулись в его сторону.
– Говори тише. – Дэйна смотрела на него так же, как когда он был маленьким мальчиком и не понимал правил игры, в которую она хотела поиграть, – разочарованно и немного нетерпеливо. – После того, что произошло с Биллом Келли… игра того не стоит. Это неправильно.
Додж отпил воды. И еле-еле смог ее проглотить.
– Ты хотела, чтобы я играл, – сказал он. – Ты попросила меня об этом.
– Я передумала, – ответила Дэйна.
– Игра устроена по-другому, – сказал он, снова повышая голос. Он не мог ничего с собой поделать. – Или ты забыла?
Ее губы сузились, превратив рот в прямой розовый шрам на лице.
– Послушай, Додж. Это для тебя, для твоего же блага.
– Я играл для тебя. – Додж уже не заботился о том, что его могли услышать. Злость, чувство потери разрушили весь остальной мир, и Додж уже ни о чем не заботился. Кто у него был? Друзей не было. Он никогда не жил в одном месте достаточно долго, чтобы завести их и начать им доверять. Он думал, что сблизился с Хезер и Натали. Но это было не так. А теперь еще и Дэйна отвернулась от него. – Ты это тоже забыла? Это все только ради тебя. Чтобы все стало по-прежнему.
Он не собирался произносить последние слова. Даже не думал об этом, пока слова сами не вылетели у него изо рта. Дэйна пристально смотрела на него, открыв рот, и слова осели между ними, как что-то взрывоопасное. И все прорвало.
– Додж, – сказала она. Он боялся увидеть в ее взгляде жалость. – По-прежнему никогда не будет. Ты ведь это и сам понимаешь. Так не бывает. Случившегося не изменит ничто, что бы ты ни сделал.
Додж отодвинул от себя тарелку и встал из-за стола.
– Я еду домой, – сказал он. Он даже не мог думать. Слова Дэйны устроили настоящую бурю у него в голове. «По-прежнему никогда не будет».
Тогда какого черта он играл все это время?
– Перестань, Додж, – сказала Дэйна. – Садись.
– Я не голоден, – ответил он. Дожд не мог заставить себя посмотреть на нее – на эти ее терпеливые глаза, тонкий, искривленный недовольством рот. Будто он маленький мальчик. Тупой ребенок. – Передай маме «пока».
– До дома несколько миль, – напомнила Дэйна.
– Ничего, прогуляюсь, – ответил Додж. Он сунул в рот сигарету, хотя ему и не хотелось курить. Он надеялся, что дождя не будет.
ХезерХезер не вернулась в квартал Мэт. В какой-то степени там было удобно, но теперь, когда Додж обо всем знал, там нельзя было уединиться. Она не хотела, чтоб он шпионил за ней, видел, как она живет, и трепал языком.
До сих пор Хезер была осторожной и двигалась на машине только посреди ночи с парковки до пустой дороги, а затем снова на парковку, где было меньше опасности быть замеченной. Она разработала такой режим – в будние дни она ставила будильник на четыре утра и, пока Лили спала, ехала в темноте до дома Энн. Она нашла щель между деревьев рядом с дорогой, где можно было парковаться. Иногда она снова засыпала. Иногда ждала, наблюдая за тем, как черный цвет начинал стираться и меняться, сначала превращаясь в нечеткий темный цвет, затем становясь более четким, он расщеплялся на ярко-фиолетовые тени и треугольники света.
Она изо всех сил старалась не думать о прошлом или о том, что случится в будущем, и вообще, о чем бы то ни было. Позднее, когда было почти девять, она подходила к дому, говоря Энн, что ее подбросил Бишоп. Иногда с ней приходила Лили. Иногда она оставалась в машине или играла в лесу.
Дважды Хезер пришла раньше и решила помыться, пробравшись через лес в уличный душ. Она разделась, дрожа на холодном ветру, и радостно встала под струю горячей воды, позволяя воде заливаться в рот, в глаза и по всему телу. Иначе она бы помылась из шланга.
Хезер приходилось воздерживаться от фантазий о водопроводе, микроволновке, кондиционере, холодильнике и туалете. Особенно о туалете. Прошло две недели с тех пор, как она ушла из дома, и комары два раза укусили ее за задницу, когда она выходила пописать в шесть утра. За это время она съела гораздо больше холодных консервированных равиоли[40], чем могла переварить.
Что ей хотелось сделать, так это прийти в Мальден-Плазу, где они перебегали шоссе, на эту огромную холодную стоянку, освещенную всего несколькими фонарями. Дальнобойщики все время приходили с шоссе и уходили обратно, и их машины стояли на парковке всю ночь. Там находился «Мадоналдс», где были общественные туалеты с душевыми специально для них.
Но для начала им нужен был бензин. Еще не стемнело, и Хезер не хотела останавливаться в Карпе. Но она и так уже ехала на последних литрах бензина и боялась заглохнуть. Поэтому свернула на заправку на Мэйн-стрит, которая пользовалась меньшей популярностью в городе, потому что была самой дорогой и там не продавали пиво.
– Оставайся в машине, – сказала она Лили.
– Да-да, – пробормотала та в ответ.
– Я серьезно, малышка. – Хезер не было уверена, сможет ли она долго терпеть эти скитания. Она не справлялась. Она слабела. Горечь будто сдавила ее горло, и она задыхалась. Хезер постоянно видела перед собой образ Вивьен, попивающей из кружки Бишопа. Ее черные волосы прядями свисали на красивое, бледное личико. – И ни с кем не разговаривай, хорошо?
Хезер окинула взглядом парковку – ни полицейских, ни знакомых машин. Хороший знак.
На заправке она отдала двадцать долларов за бензин и воспользовалась возможностью запастись всем, чем можно: упаковками лапши быстрого приготовления, которую им придется есть, растворенной в холодной воде, чипсами с соусом сальса, вяленой говядиной, и двумя сэндвичами. Мужчина за прилавком с темным ровным лицом и редеющими волосами, зализанными на одну сторону, отчего они были похожи на водоросли, разметавшиеся по лбу, заставил ее ждать сдачу. Пока он считал в кассе однодолларовые купюры, Хезер пошла в уборную. Ей не нравилась стоять под яркими лампами в магазине, и ей не нравилось, как смотрел на нее этот мужчина – будто бы он знал все ее секреты.
