…Это опять же их будущее, а за сегодняшний день я им так благодарна!.. — радостно подумала Юля, — о, я знаю, чем с Наташкой расплатиться — если все получится, познакомлю ее с колдуном… или лучше не ее, а Володю! Может, в прошлой жизни он был, например, Айвазовским, и все это вернется…
Юлины руки механически крошили, перемешивали, ссыпали, а Наташа, отдав требуемую веревку, рассказывала о Володиных работах, о постоянных клиентах, которые у него все же имелись, о ребятах, уезжавших в Германию, и еще много всего, что Юля оказалась просто не в состоянии запомнить. Лавина эмоций захлестнула ее настолько, что она уже начала чувствовать и себя причастной к специфичному миру, существовавшему по своим законам, не укладывавшимся в жесткие рамки «кухня — постель — поход в магазин».
Обосноваться решили на кухне по той простой причине, что там находился единственный подходящий стол (второй, имевшийся в квартире, был перемазан краской во все цвета радуги). В отсутствие нормальных салатников Наташа выставила все в тех же мисках, где оно готовились; не нашлось и пяти одинаковых рюмок, но после того, как хозяйка с любовью оглядела свое творение, поправив покосившуюся пирамиду из хлеба, Юля решила, что, возможно, в этом тоже есть определенный шарм — эдакое бравирование общественным мнением и устоявшимися традициями.
— Класс, — заключила Наташа, — пошли, поможем Вовке.
Пока Юля мыла руки и курила, стряхивая пепел в пол-литровую банку, до нее доносились громкие голоса, спорившие между собой, а вошла она в мастерскую, когда Наташа выразительно стучала себе по лбу согнутым пальчиком.
— Вовка, ты, блин, охренел Зачем клоуны? Сашка ж говорил, что лучше всего идут пейзажи!
— А у него ничего, кроме пейзажей нет! Что он еще скажет?
— Но у других-то есть!
— И все равно я ее отправлю, — Володя отставил картину.
— Юль, — Наташа повернулась к подруге, — глянь свежим глазом — стоит такое везти за границу?
Взглянув на причину конфликта, Юля решила, что, скорее всего, Наташа права и вряд ли кто-то позарится на рыжеволосые существа в голубых штанах, сидящие на красно-белом полотнище из квадратов и ромбов, но вслух сказала:
— Кто ж их знает, тех немцев? А вдруг именно этого им не хватает до полного счастья? — она медленно пошла вдоль стен. Не разбираясь в живописи, Юля боялась высказывать свое мнение, но картины ей не нравились. Издали они выглядели гораздо лучше, а при ближайшем рассмотрении казались кустарными поделками — сквозь краску кое-где даже проступали карандашные линии. …И где тут «шикарные работы»?.. Хотя современная живопись… вон, по телеку такое показывают…
— Как тебе? — спросил Володя, но от трудного ответа Юлю спас звонок в дверь.
Хозяева, оставив споры и нацепив на лица улыбки, пошли открывать; послышался заливистый лай Хука. Юля решила, что ей не стоит выходить, встречать незнакомых людей, и продолжила осмотр.
Цирковая тема, похоже, являлась для Володи любимой — кроме клоунов на полотнах присутствовали акробаты, гимнасты (хотя, может, это были и существа женского пола — Юля не могла определить точно). Отдельную серию составляли персонажи Комедии масок, только какие-то угловатые, будто собранные из «Lego». Кто есть кто, Юля выяснила только из бумажек, засунутых за края рам, и оказалось, что Пьеро отличается от Арлекина лишь печальным лицом и отсутствием задорных колокольчиков на колпаке, а Коломбина от них обоих, пышным клетчатым платьем и высокой несуразной прической. Еще на картинах было множество «модификаций» Хука, которые весело кувыркались на расписанных геометрически правильными узорами ковриках.
К завершению третьей стены Юля почувствовала, что несмотря на абсолютно другое представление о живописи, картины поднимают ей настроение. …Может, это и есть главное в искусстве, а не то, в каком стиле выполнено произведение?.. Но додумать эту мысль Юля не успела — вся компания ввалилась в комнату и сразу стало шумно и тесно.
Одного из уезжающих, улыбчивого бородача, звали Сашей, а второго, больше похожего на спортсмена, нежели на художника, Ваней. Знакомство получилось формальным, потому что ребята сразу взялись за картины, и к глубокому Наташиному разочарованию, единогласно одобрили все десять предложенных Володей картин; Саша только добавил:
— А ты не хочешь отдать еще и «старые улочки»?
— И смысл?.. — Володя пожал плечами, — это ж германская тематика; думаю, у них такого добра своего хватает.
— Нет, слушай!.. — Наташины глаза загорелись, — ведь реально классные работы! — она повернулась к Юле, — из прошлой поездки ребята привезли открытки — виды таких, знаешь, маленьких городков, а Вовка стилизовал их под средневековье. Вов, достань. Где они?
— Да тут; куда им деться? — Володя извлек из угла несколько высоких, узких холстов, на которых неясно проглядывали мощеные улочки, залитые дождем; остроконечные башни; часть пустой, безлюдной площади…
Скользнув взглядом по серым, чуть размытым изображениям, Юля ясно представила себя, идущей по мокрой булыжной мостовой; подняв голову, в высоком, узком окне, увидела Володю и остальных, словно оказавшихся по другую сторону, то ли холста, то ли реальности. Обалдело открыла рот.
— Что, нравится? — воскликнула Наташа.
— Нет… то есть, нравится, но мне показалось, будто я там…
— Ты была в Германии? — удивленно перебил Иван.
— Вот она, великая сила искусства! — засмеялся Саша.
— Я не была в Германии… — Юля уже собралась рассказать историю своего сна — творческим людям это могло быть интересно, но Володя посмотрел на часы.
— Юль, ты говори, а мы пока будем паковаться, иначе машина придет — даже по рюмке не хлопнем.
Рассказывать под шелест упаковочной бумаги, когда люди думают совсем о другом, не хотелось.
— Потом как-нибудь, — она наклонилась, вглядываясь в марево дождя, словно снова пытаясь вернуться в… она была уверена, что этот город называется Мидгейм.
Когда «худсовет» все-таки решил забрать и немецкие пейзажи, ей вдруг стало безумно жаль расставаться с ними.
— А можно я прямо сейчас куплю вот эту? — она указала на залитую дождем улицу.
— Запросто! — Володя подхватил картину, — тебе завернуть?
— Я завтра заберу, — Юля подумала, что не слишком удобно вечером, когда в транспорте полно народа, таскаться по городу с громоздким свертком, — сколько она стоит?
— Договоримся, — Володя отставил картину.
Дальнейший процесс Юлю перестал интересовать — интригующая бездна вновь разверзлась перед ее мысленным взором, ведь если город виден не только ей, а, к примеру, Володе, значит, он и правда существует! Она стояла перед своей картиной, изучая мельчайшие детали и настроение вернулось; в голове даже возникли неясные голоса, но, вот, ощущение скользкого булыжника под ногами и мокрых стен, до которых можно дотронуться, протянув руку, не приходило. …Неужто, это какая-то коллективная игра воображения?.. — она отвернулась, наблюдая, как ребята заворачивают полотна, как Наташа ножницами режет тонкий капроновый шнур, и это начинало бесить. Она ведь уже настроилась на то, что у нее есть прошлая жизнь, и очень хотелось почувствовать себя новым… вернее, «старым» человеком! Закурив, Юля отошла к окну, за которым раскинулся знакомый Воронежский пейзаж, не имевший к ее мыслям никакого отношения. …Нет, средневековье мне ближе… даже как-то роднее… Она не заметила, как стопка увязанных картин заняла место у двери.
