Андрей был уже подростком, когда смог выяснить у бабушки ещё некоторые подробности. Как оказалось, эта её приятельница категорически не хотела отдавать Андрея маме совсем не потому, что кто-то претендовал на его усыновление. Дело было в другом. Андрей попал в Приют в первые же сутки жизни. Обслуживающий персонал одного из самых элитарных и дорогих студенческих клубов города проводил уборку помещения после очередной Ноябрьской Вечеринки, и обнаружил в одном из мусорных контейнеров дамской комнаты новорожденного младенца, с пуповиной и плацентой. Владельцы клуба, испугавшись нарушения Прав Конфиденциальности клиентов и репутационных потерь заведения, путём подкупов и связей смогли пристроить ребёнка в Муниципальный Приют, как найденного в безлюдной местности. Собственно, основным желанием владельцев клуба было то, чтобы ни Департаменты, ни приют не стали искать родителей младенца. За это и были заплачены немалые деньги. Но бабушкина приятельница быстро смекнула, что если родителей всё-таки поискать, то дело может запахнуть деньгами ещё большими. Сама репутация этого клуба означала в первую очередь то, что туда не мог попасть кто угодно с улицы, и беспрепятственно родить в туалете. Значит, ближайшие родственники младенца принадлежат к обеспеченнейшим слоям общества, и возможно занимают должности, несопоставимые с деторождением в клубах. Задумав элементарный шантаж, бабушкина приятельница провела младенцу генетические анализы, и со дня на день ожидала результат запроса в Здоровье, обставив дело таким образом, будто ребёнку срочно нужен трансплантационный материал. Семью Лебедевых она не посчитала настолько платёжеспособными клиентами, чтобы просто продать малыша им, и не устраивать сомнительных авантюр. И только счастливый для Андрея случай, который привёл к вмешательству в дело бабушки, разрушил эту (не лишённую остроумия) схему заработка.
Андрею было уже шестнадцать, когда мама спросила его, не хочет ли он узнать, кто его биологические родители. Сказала, что бабушка на всякий случай выяснила этот вопрос, и если Андрею интересно, то он уже достаточно взрослый, чтобы это знать. Андрей отказался в самой категорической форме. Он сказал, что у него только одни родители, и ни о каких других он ничего знать не желает. Мама обняла его, расплакалась, и сказала, что всю жизнь мечтала, чтобы он ей именно так и ответил. Больше эта тема никогда не поднималась.
И всё-таки иногда Андрей думал о тех, благодаря которым он появился на свет. Но не о женщине, которая выбросила собственного ребёнка в мусорный контейнер, и не о мужчине, который допустил такое положение вещей. К ним он испытывал брезгливое отвращение, и полноценными людьми их считать не мог. Он задумывался о своих предках, более отдалённых от него в поколениях. По опыту семей он видел, знал и понимал, что определённые традиции воспитания, которые закладывают нравственные основы в человеке, накапливаются и совершенствуются именно поколениями. Что каждый человек, хочет он того или нет, перенимает пороки и добродетели тех, кто его воспитал. И если он не находит в себе сил и желания искоренять пороки, и совершенствовать добродетели, то его собственным детям достаётся ещё более тяжёлое наследие, чем ему самому.
А ещё Андрей иногда видел сны, в которых как-то жил и действовал человек двадцатого или начала двадцать первого века, очень похожий на него самого. Андрею нравилось думать, что это он видит собственного биологического предка, может быть прадеда. И что если бы можно было перемещаться во времени, то Андрей обязательно бы нашёл этого человека, и спросил: «Что же ты такое делаешь, гад, и как ты так живёшь, что я, твой правнук, буду вынужден начать свою жизнь в мусорке?»
Жизнь шла своим чередом. Андрею приходилось работать почти без выходных – до старта продаж на Портале Конкурса оставалось совсем немного времени; волна дилетантов схлынула, и превратилась в тоненький ручеёк графоманов, писавших нетленное произведение всей жизни, и теперь, прельстившись Призом, лихорадочно обрывавших его ни на чём. Сам Приз Года распух от всяких поощрительных номинаций, которыми себя рекламировали Корпорации, и уже представлял собой целый каталог соблазнительных предложений для отличившихся. В борьбу за Приз вступали профессионалы от беллетристики. Те из них, что издавались в «Новой книге», часами просиживали у Андрея, требовали советов о том, на какую номинацию лучше иметь прицел и кого из инвесторов выгоднее выбрать спонсором. Придирались к каждой букве в Андреевых рецензиях, говорили, что именно рецензия, которая будет доступна на Портале до покупки книги и предрешит успех продаж. Андрей старался, как мог. И часто думал о том, что если бы авторы также тщательно писали книги, как он рецензии на них, то качество современной литературы было бы совершенно другим.
Дома тоже ничего особенного не происходило. Сашкины выборы прошли с оглушительным успехом его партии, и теперь Саша будет работать представителем кого-то там в каком-то Совете, Андрей совершенно не разбирался в подробностях, но был очень рад за брата, так как сам Саша считал это назначение большим шагом в собственной карьере. Пока же Саша находился в запланированном отпуске, и тратил его самым благоразумным образом – снова повёз жену к Рославцевым.
Виктор совершенно освоился в доме, со всеми раззнакомился, много помогал по хозяйству, даже бабушка была им довольна. Андрей, приходя вечером и выслушав приветствия кучи дерьма (он уже привык к ней, как к родной), неизменно обнаруживал Виктора в компании кого-нибудь из родственников. У Андрея совершенно не оставалось сил участвовать в каких-либо дискуссиях, и он просто отмечал для себя: вот Виктор с Митом спорят о вреде стерео для мозга человека; вот бабушка рассказывает Виктору основы генетики и этологии; а вот и Лис подключился – они с Виктором разобрали до последнего винтика детский компьютер, и сидят посреди этого металлолома, страшно довольные собой. Но больше всего времени, к великому неудовольствию Андрея, Виктор проводил с Катей. Андрей постоянно видел их вместе то на выгульной площадке, где они устраивали кучу-малу с четырьмя собаками; то, наоборот, они сидели смирно с Гердой и щенками, споря о том, какой из помёта вырастет самым красивым. Однажды вечером, придя позже обычного, Андрей увидел, что они целуются на подоконнике в коридоре второго этажа, и предпочёл ретироваться, дабы никого не смущать. Когда он вернулся через десять минут, с твёрдой решимостью попасть в собственную спальню, невзирая на то, какие сцены разыграются по дороге, никого на подоконнике уже не было, и было неизвестно, то ли они мирно разошлись спать, то ли решили продолжить в менее людном месте… Андрей провёл с собой воспитательную беседу, в ходе которой всё-таки убедил себя в том, что раз Виктор является другом и родственником семьи, то нет ничего предосудительного и в его с Катькой отношениях. И что лезть в личную жизнь сестры глупо и бессмысленно.
