Позже Толик узнал, что таких было несколько десятков. Тогда его это, если честно, не очень заинтересовало - он сам балансировал на грани безумия, воспоминания не оставляли его в покое и забавлялись с ним, обещая только одно избавление - ту же смерть...
...Щенка подарил ему один из врачей - надворный советник Корнеев. Пришёл и вывалил на грудь глядящего в угол потолка мальчика совершенно септический упитанный комок. Толстолапый недавно прозревший щенок с тупой мордочкой и рыжеватой шёрсткой полежал пару секунд, заскулил от непривычности пространства, поелозил и решительно пополз вверх и вперёд, к лёгкому запаху молока. Это было дыхание Толика, который изумлённо разглядывал пробирающегося по его груди кутёнка. А тот между тем добрался до лица, встал лапками на подбородок, понюхал и решительно принялся требовательно лизать нос человека.
Мальчик засмеялся - негромко, дрожаще - отвалил щенка обратно себе на грудь и, почёсывая ему пузо, стал рассматривать его. Светло-карие глаза мальчика легонько заискрились и ожили...
"Если ты не будешь его кормить и заботиться о нём, он умрёт," - сказал врач, глядя пристально и спокойно. Мальчик, гладивший щенка, который урчал и хватал его пальцы зубками, задержал руку и посмотрел на стоящего рядом мужчину испуганно: "Умрёт?!" "Да, умрёт. Ты ведь знаешь, как умирают. Если не сможешь или не хочешь заботиться - скажи мне сразу, я отнесу его усыпить." "Нет," - быстро сказал мальчик и закрыл щенка ладонью - её почти хватило на это.
Тот немедленно снова вцепился в пальцы - полуиграя-полутребуя еды...
...Живчик уже вырос в молодого почти годовалого пса, всё ещё немного неуклюжего, когда Толика и почти четыреста других детей выгрузили из пяти шаттлов на орбитальном космодроме столицы Зелёного Шара. Они все пожелали вернуться на родную планету - у кого-то там ещё оставались близкие и родственники, кто-то просто хотел оказаться там, где родился. Их спрашивали, как взрослых, не торопили с раздумьями, советовали, подсказывали... Может быть, именно в те дни Сенцов по-настоящему понял, что такое Империя. Это была семья. Огромная сплочённая семья, во главе которой стоял любящий, строгий и умный отец. И, когда им раздавали конверты с деньгами - уже не бонами, уже настоящими рублями на новеньких карточках - и Высочайшими Письмами "всем-всем-всем - именем Его Императорского Величества особое внимание и полное содействие владельцу письма!" и упаковки с подарками - захотелось плакать. Но он не стал, просто подошёл к куратору и сказал, что летит "домой"...
...Им сразу сказали, что тех, кого не встретят на космодроме (три четверти ждали такой встречи; Толик - нет, его некому было встречать) отправят в бывшие казармы на окраине столицы и "разберут" в ближайшие два-три дня, очередь уже стояла огромная. Но получилось так, что он-то в казармы и не попал.
Они сидели во внешнем зале ожидания, новом, только что построенном. Через остекление была видна медленно растаскиваемая деловитыми пресс-погрузчиками гора металла - битые корабли джаго, которые атака застала на земле. Разговаривали, обещали обменяться новыми адресами, как только устроятся на местах, клялись в дружбе. Все были взволнованы, даже взвинчены. Толик несколько раз ощущал на себе чей-то взгляд - это было уже полузабытое чувство из партизанского детства, не очень приятное чувство.
Уже подавали транспорт, когда к ним подошёл высокий старик в рабочей одежде лесника. С ним была девочка - лет десяти, где-то так. Она тянула старика за собой через пол-зала, а тут вдруг засмущалась, и старик подтолкнул её, чуть улыбаясь, а Толик напрягся (ему было стыдно говорить с девчонками, и ничего он с этим поделать не мог) - девочка подошла прямо к нему и сказал с подкупающей простотой: "Мальчик, хочешь жить с нами?"
Он поднялся, сам себе видясь неуклюжим каким-то, неловким. И сказал, толкнув коленкой тоже вставшего Живчика: "А у меня вот... собака." Девочка засмеялась и махнула рукой: "А у нас их пять!" - и, ухватив его, поволокла за собой - туда, где старик уже разговаривал со старшим группы...
...Первых джаго после лагеря он увидел тридцать лет спустя.
Он потом, после того, как поселился на кордоне, ещё года два по ночам садился в постели с мучительным животным криком, в холодном поту, озираясь по сторонам. И та девчонка оказывалась рядом почти одновременно с тем, как вскакивал на ноги и клал голову на колени плачущего хозяина Живчик. Садилась, нежно-невесомо гладила по голове и плечам, по спине и говорила искренне-убеждённо про то, какой он смелый и как много сделал для победы. И сны - ушли. Совсем ушли, отступили трусливо-неохотно, побежкой гиены, куда-то в никуда, не справились с девочкой и собакой, с их верностью и... да, и любовью. Обеих. В смысле, и девочки тоже.
Так Анатолий Михайлович Сенцов прожил почти тридцать лет. Родились пятеро детей и уже два первых внука.
А встреча с джаго на космодроме закончилась тем, что городской голова А.М.Сенцов на аэродроме застрелил всех троих гостей с Джаггана, прилетевших из столицы колонии. Просто и обыденно. Тремя выстрелами в головы.
Куда более интересным было то, что джаго не предъявили никаких претензий ни на каком уровне. А оставивший пост мэра Сенцов уехал с женой туда, где он, сменив её деда, почти двадцать лет работал лесником...
Он хорошо знал и очень любил эту работу.
* * *
- Вот, значит, чем ты занимаешься... - голос Пичаева был необычайно задумчивым и негромким. - Да. Это, Радка... в общем, не буду я ничего говорить. Что я-то скажу? Я бы не потянул.
- Ты хирург, - напомнил Корнеев. - Это давно было ясно. Jedem das seine[10], как Науманн говорил. И скажи-ка мне, сколько людей благодаря тебе...
- Оставь... - по-прежнему тихо отозвался Пичаев. В кафе было уже совсем пусто, лишь они - двое мужчин, двое врачей - сидели на балконе, словно не могли подняться под тяжестью невидимого, но неподъёмного груза. - Тело телом, но душа... это штука такая. Такая штука. Я никогда не знал, как подойти.
- Душа - штука сложная, - согласился Корнеев. Ему вспомнилось вчерашнее вечернее заседание...
...Сидящая напротив выгнутого стола - как бы в фокусе параболоида - девушка лет двадцати была спокойна, скорее даже безралична. Довольно коротко стриженая, светловолосая, немного скуластая, она смотрела прямо перед собой и на вопросы отвечала с лёгким опозданием и отчётливой расстановкой между словами.
- Вы - Сигюнн Арна Аральдан, человек, скандинавка, подданная Англо-Саксонской Империи, двадцати одного года?
