Никита включил электрическую кофеварку, и вновь погрузился в раздумье.
«— А разве полиция на улицах не устроила «ужасизм», не запугала население? Будь это не полицаи, а обычные грабители — удалось бы им так легко шарить по чужим карманам? Но им помогает полицейская форма, всеобщий страх перед государством. Разве это не «ужасизм»? А недавнее убийство старика на выборах — не «ужасизм»? Выходит, не в том дело, что верховник против насилия. Он хочет сделать насилие своей монополией, вот и все. Устрашая и убивая врагов, он любые попытки сопротивления объявляет «ужасизмом». Но какое моральное право он имеет на монополию насилия? Разве он избран народом? Нет, всем известно, что выборы — это фарс. Разве его идея верна? Нет, она бредова! Опираетеся, видишь ли, на «рабсийские традиции»… Традиции бывают разными! От некоторых надо избавляться. А он взял худшие из них — традиции бессловесного рабства, бесправия, нищеты и невежества. Средневековье какое-то. И они еще будут меня учить…»
Если бы коллеги Доброумова узнали, о чем думает подполковник, его моментально выгнали бы из РСБ, лишили всех званий и установили бы за ним постоянную слежку. Но живя в атмосфере проверок и провокаций, Доброумов научился скрывать свои мысли. Он пришел в РСБ еще в те годы, когда революционные и гуманистические ценности были в почете, хоть их часто и подавали в упрощенном, искаженном виде. Впрочем, обществознание не было стихией Доброумова. Все эти годы он был занят чистой наукой. К политическому сыску Никита имел косвенное отношение. Вертя в руках новую подслушку, он предпочитал не задумываться о том, против кого ее будут использовать. Решение инженерных задач увлекало его всецело. Ради этой работы он пожертвал даже семьей — жена Катя оставила его, не стерпев ночных отлучек. Формально Доброумов с нею не развелся — в РСБ это не поощрялось. Однако жили они раздельно, квартиру разменяли.
Размышления подполковника, предельно честные и горькие, не вели его к политической борьбе. Доброумов просто выуживал причину недовольства из тьмы подсознания, чтобы таким образом покончить с ней. Когда Никите стало ясно, что его дискомфорт вызван глупым объявлением, подполковник успокоился и даже повеселел. Мысли о нелепых словах «крайнизм» и «ужасизм» он сразу выкинул из головы. Взглянув на разбросанные по столу спецификации, Никита выключил кофеварку, заварил крепкий кофе и углубился в документы проекта «Нанотех-Анпасс». Но лишь стоило ему склониться над бумагами, как в дверь постучали. «Вот черт, не дают работать! Ну, что там еще?» — подумал Доброумов, и произнес недовольным тоном:
— Войдите!
В дверях показался низкорослый щупленький человечек в очках, с растрепанными черными волосами, напоминавшими воронье гнездо. Это был Абашкин, кандидат технических наук. Доброумов считал его самым перспективным и нестандартно мыслящим ученым из всей команды. Работал он именно по проекту «Нанотех», его появление обещало интересный разговор. Сменив гнев на милость, Доброумов встал из-за стола и пожал узкую ладонь Абашкина.
— Рад вас видеть? Есть какие-то новости?
— О! Как вам сказать… — человечек переминался на линолиуме — Ну, в общем, я обнаружил одну закономерность…
— Ну, говорите, не томите!
— Мы пытаемся раскрыть код управляющей программы уже много лет — скучным голосом начал Абашкин — но не продвинулись в разгадке, поскольку этот код состоит из миллионов цифр, судя по всему… Но вот сегодня мне пришла в голову одна шальная аналогия..
— Ну, ну… — затаив дыхание, поощрил Доброумов и наклонился к собеседнику
— Цифр миллионы. Однако в них повторяются… Как бы это сказать… Всего четыре элемента. — человечек смущенно улыбнулся и поправил очки — На разные лады, в мириадах комбинаций, сгруппированы всего четыре цифры. И образуют они всякий раз триплеты. Посмотрите на эти пики — так откликается система на электрический импульс. Вам это ничего не напоминает? Вот: один — три — два. Следующий: четыре — три — один Дальше: три — два — четыре… Что скажете?
— Да ведь это похоже на… — руки Доброумова задрожали
— Совершенно верно! Это похоже на молекулу ДНК! Она тоже состоит всего из четырех элементов, азотистых оснований — урацил, гуанин, цитозин, тимин… И сгруппированы они в тройки, в триплеты!
— Выходит — пересохшим ртом прошептал Никита — Выходит, система настроена на биометрические параметры владельца! Причем не на отпечатки пальцев, не на сетчатку глаза, а на его уникальную ДНК!
— Да, это можно считать почти доказанной гипотезой. — кивнул Абашкин, протягивая подполковнику лазерный диск с результатами исследований. — Обоснование в цифрах посмотрите здесь…
— Но ведь такой вариант уже выдвигался, как черновая гипотеза — вспомнив что-то, помрачнел Доброумов — Пытались даже использовать органы и кровь уби… хм… погибшего изобретателя. Именно для получения его ДНК. Вы просто не в курсе дела, эти работы велись в Моксве и зашли в тупик.
— О, не все так просто! Теперь взгляните вот на эти пики…. Они совершенно иные, тут не наблюдается такой закономерности.
— Да, здесь полный хаос! — откликнулся Доброумов, поглядев на график
— Не спешите с выводами — Абашкин воздел к потолку тонкий указательный палец — Продолжая аналогию, я исходил из того, что эти пики тоже можно соотнести с каким-то веществом, которое вырабатывает человеческий огранизм. Причем с веществом сложным, биополимером. Вот статистическая развертка… Вы видите, здесь повторяются уже не четыре, а двадцать элементов…
— О! Да ведь это «алфавит» белковой структуры! — вскричал Доброумов, озаренный внезапным пониманием — Двадцать аминокислот, из которых состоят белки!
— Совершенно верно — улыбнулся Абашкин — мне просто приятно с вами работать. Никита, вы меня поняли с полуслова. Вторым ключом является белок. Но какой? Я сверил эти пики с ядерно-магнитными спектрами различных белков, провел компьютерный скрининг данных…
— И каков же ваш вывод? — с азартом гончего пса, задыхаясь, спросил Доброумов
— Думаю, это один из тех короткоживущих белков, что синтезируются лишь в живой клетке. Именно в живущей — в мертвой их уже нет. Как вы знаете, именно белковые ферменты управляют реакциями в организме, ускоряя или замедляя из течение. Многие из этих ферментов весьма нестойки. Спустя десять минут после гибели изобретателя их количество в его крови и теле уже приближалось к нулю… А сейчас и подавно.
— А можно ли воссоздать этот белок искусственно? — упавшим голосом спросил Доброумов. Его надежда стремительно угасала.
