Весь город был пронизан подземными трубами; это говорило о смертельном страхе – о страхе, который не испытывал никто конкретно, о страхе, который испытывало все государство – огромное, ветхое, дрожащее многоклеточное. Ей стало грустно и она покинула подземные камеры. Уходя, она слышала шорох за спиной, но не оборачивалась.
Она поднялась на двадцать восьмой этаж и распечатала нужную комнату. Она прекрасно представляла, что именно должна искать. Она вошла в картотеку – в комнату с ящиками.
Потратив несколько минут на расшифровку символов, она достала нужный ящичек. Карточки в нем оказались совсем новыми – наверное, потому, что никто не притрагивался к ним. Это были карточки неизлечимо больных. Она искала того человека, которого могла бы спасти операция доктора Листа. Гениальность привлекает лишь нищих. Человек, имеющий лишние сто тысяч, и без операции уверен в своей гениальности. Чтобы настойчиво требовать проведения на самом себе непроверенного и опасного эксперимента, нужно больше, чем стремление к гениальности – нужно смертельное отчаяние. Следовательно, тот человек был болен неизлечимо и его фамилия была записана на одной из карточек. Смертельное отчаяние не свойственно Личности – ведь личности бессмертны, – следовательно, нужно искать главу организации. Итак, человек очень богатый, человек, чье имя неизвестно, глава организации, человек, способный на любое преступление, в том числе и на убийство ребенка – по таким данным несложно вычислить кого угодно.
После получаса работы она отложила четыре карточки. Она была уверена, что, увидев фотографию, она сразу же узнает этого человека. Это было элементарней таблицы умножения.
Когда счастливый человек заводит собаку, она постепенно становится похожа на своего хозяина. Когда собаку заводит одинокий человек, он постепенно становится похожим на свою собаку. Если хозяин и собака живут вместе достаточно долго, то, увидев собаку, можно сразу угадать кто ее хозяин, а взглянув на хозяина, можно определить, какая из собак его. То же самое касается людей, долго живущих вместе. Все люди, работающие на того человека, были похожи на крыс. Следовательно, тот человек тоже будет иметь крысиное лицо.
Одноклеточная запомнила четыре фамилии и вышла в другую комнату, где хранились истории болезней с фотографиями, вклеенными на вторую страницу. Вторая из фотографий была фотографией именно того человека. Одноклеточная запомнила лицо и все данные, которые могли ей как-либо помочь. Тот человек обратился к доктору Листу семь месяцев назад, еще ничего не зная об операции. Болезнь: боковой амиотрофический склероз, Гуам-тип, наследственная предрасположенность, смерть неизбежна в течение полутора лет. В то время Лист еще только бредил своей операцией, не совсем ясно представляя что делать. Он поделился своими планами с тем человеком. Тот человек понял, что это его единственная надежда. Он послал в лечебницу свои глаза и уши и наблюдал, нетерпеливо ожидая, пока, в конце концов, операция станет возможной. Он помогал, оставаясь невидимым, – вот почему Листу так часто улыбалась удача последние полгода. Лист окончательно поверил в свою счастливую судьбу. Что ж, мы способны поверить в любую чушь, если она нам льстит.
Тот человек учел все, кроме стремления несчастного Листа стать гением. Люди богатые и люди-фанатики никогда не понимают друг друга – они живут в разных измерениях выдуманной ими реальности. Листа попытались подкупить, но напрасно. Тогда кто-то выкрал лабораторный журнал. Одновременно был похищен ребенок – будущий донор, обреченный на смерть. Был выбран ребенок самого Листа, в виде наказания. Это давало еще одну нить – значит, существовал очень способный хирург, который согласился выполнить операцию. Поиски облегчались до предела.
Она посмотрела на город, лежащий внизу, и ничего не увидела. Ради экономии энергии после полуночи отключалось все освещение. Оставались только фонари на центральных улицах. Чуть заметный световой туман всплывал над центром. Она вспомнила слова старухи из вестибюля – нечто происходит в городе по ночам. Что именно? Можно узнать сегодня ночью.
Она спустилась в спортзал, совсем незнакомый в новом ночном освещении – светилось только пятно в центре пола, круглое световое пятно контрольной лампы, которая никогда не выключалась. Все четыре угла терялись в темноте. Она подошла к щитку и включила еще одну лампу, освещая уголок, где плотно столпились силовые тренажеры. Еще около часа она выкачивала из себя лишнюю энергию, но так и не смогла утомиться. Наконец, она потянула позвоночник и оставила это занятие. Тренажеры были слишком слабым развлечением для нее.
Когда она вышла в холл, чутко дремавшая старушка проснулась.
– Будешь спать здесь? – спросила она.
– Нет, мне надо идти, – сказала Одноклеточная.
– Нельзя ходить по городу ночами.
– Почему?
– Время неспокойное.
– А как же Охрана Порядка?
– По ночам они сами боятся. Они не выходят в город после двенадцати.
– А вам не страшно, бабушка?
– Чего мне бояться. У меня тут нечего взять. Я сама старая. А ведь я завешиваю на ночь цепью. Так никто не войдет и не выйдет. Поэтому спи здесь.
– Я немного посижу и пойду, – сказала Одноклеточная, – посижу и пойду.
Она села на скамейку и сосредоточилась. Нужно спешить? Нет, спешить нужно с утра. До утра время есть. Утром нужно найти машину и поймать одного из человеко-крыс. На это уйдет не больше часа. Потом…
– Я тебя не выпущу, – сказала старушка.
Одноклеточная встала.
– Что ты говоришь?
– Не выпущу.
– Давай ключи.
Старушка схватилась за телефон. Одноклеточная ударила по телефону и трубка переломилась пополам.
– Слушай, бабушка, ты мне не объяснишь, почему щелкают пальцы? – спросила она. Она ощущала в себе волну ярко-красной полуслепой ярости. То самое радостное чувство, которое испытываешь, разрушая дворцы. Еще несколько секунд и ярость вырвется наружу. – Ты знаешь, бабушка, что здесь уже убили двоих?
Внезапный звук заставил ее обернуться. По лестнице спускался мужчина. Тот самый незнакомец, о котором она писала в дневнике.
– Ну и что же? – спросил незнакомец, и Одноклеточная сразу узнала его.
– Ты прав, – сказала она, – но я не могла узнать тебя при прошлой встрече.
– Я видел.
– Да, – сказала Одноклеточная, – хотя анатомически строение лица не изменилось.
Они говорили, пропуская многие логические звенья, не нужные им. Старушка испуганно глядела, ничего не понимая.
Наконец старушка открыла двери и они вышли на улицу. Над черной аллеей вспухала звездная ночь.
