Дверь открывается снаружи. Мы останавливаемся в шаге от паникующего Джека Кана и группы Искренних, следовавших за ним.
— Что ты сделал? — спрашивает он. — Эрика нет в камере.
— Он находился под нашей юрисдикцией, — говорит Тори. — Мы провели суд и казнили его. Вы должны быть благодарны.
— Почему… — лицо Джека становится красным. Кровь темнее, чем румянец, даже если одно состоит из другого. — Почему я должен вас благодарить?
— Вы ведь тоже желали ему смерти, разве нет? Он убил одного из ваших детей. — Тори наклоняет голову и смотрит на него большими невинными глазами. — Ну, мы позаботились об этом за вас. И теперь просим нас извинить — нам пора уходить.
— Что… уходить? — шипит Джек.
Если мы уйдем, он не сможет выполнить два из трех требований Макса. Эта мысль пугает его, это видно по его лицу.
— Я не могу позволить вам уйти, — говорит он.
— Ты не вправе нам что-либо указывать, — замечает Тобиас. — Если ты не отойдешь в сторону, мы вынуждены будем пройтись по тебе.
— Разве ты не пришел сюда, чтобы найти союзников? — Джек хмурится. — Если ты выполнишь свою угрозу, мы перейдем на сторону Эрудитов, и я обещаю тебе, что мы никогда не будем вашими союзниками.
— Мы не нуждаемся в вас, как в союзниках, — говорит Тори. — Мы Бесстрашные.
Все кричат, и каким-то образом их крикам удаётся рассеять туман в моей голове. Толпа двигается вперёд. Искренние отошли с нашего пути, поток Бесстрашных стремится заполнить всё пустующее пространство, будто в помещении прорвало трубу.
Захват Марлен на моем локте ослабевает. Я бегу вниз, следуя за Бесстрашными, игнорируя толчки локтями и окружающий шум. Чувствую себя, будто снова на инициации, несусь по ступеням Центра после Церемонии выбора. Ноги горят, но это ничего.
Мы достигаем холла. Внизу нас ждут Искренние и Эрудиты, включая блондинку Дивергента, которую тащили за волосы к лифту, девочку, которой я помогла бежать, и Кару. Они смотрят на толпу Бесстрашных с беспомощным выражением на лицах.
Кара замечает меня и хватает за руку:
— Куда вы все бежите?
— В штаб Бесстрашных, — я пытаюсь высвободить руку, но она не отпускает. Я не смотрю ей в лицо.
— Иди в Дружелюбие, — говорю я. — Они обещали безопасность всем, кто пожелает. Здесь ты не будешь в безопасности.
Она отпускает меня, почти отталкивая от себя.
Снаружи земля будто скользит под кроссовками, а мешок с одеждой ударяется о спину, пока я бегу. Дождь капает на голову и спину. Наступаю на лужи, от чего намокают брюки.
Чувствую запах мокрого асфальта и делаю вид, что это единственный запах.
Я стою на платформе, глядя в пропасть. Вода ударяется о стену подо мной, но она не поднимается достаточно высоко, чтобы намочить мои ботинки.
В сотне ярдов от меня Бад раздаёт оружие для пейнтбола. Кто-то ещё раздаёт шарики. Вскоре все потаённые уголки штаба Бесстрашных будут покрыты разноцветной краской, закрывающей обзор камер наблюдения.
— Эй, Трис, — говорит Зик, присоединяясь ко мне возле перил. Его глаза красные, но на губах появляется мимолетная улыбка.
— Эй. Вы позаботились о Шоне?
— Да. Мы подождали, пока ее состояние стабилизируется и забрали ее сюда, — он трет один глаз большим пальцем. — Я не хотел перемещать ее, но… совершенно очевидно, что с Искренними больше не безопасно.
— Как она?
— Не знаю. Она выживет, но медсестра думает, что всю нижнюю часть тела парализует. Меня это не беспокоит, но… Как она будет Бесстрашной, если не сможет ходить?
Я смотрю через Яму, где некоторые бесстрашные дети гоняются друг за другом по дорожке, ударяя шары о стены. Один из них лопается и забрызгивает камень желтым цветом.
Я думаю о том, что сказал мне Тобиас, когда мы провели ночь вместе с Афракционерами, что старшие Бесстрашные покидают фракцию, потому что физически не способны оставаться в ней. Я думаю о песне Искренних, в которой они называют нас самой жестокой фракцией.
— Она сможет, — говорю я.
— Трис. Она даже не в состоянии передвигаться.
— Уверена, она сможет, — я смотрю на него. — У неё будет инвалидная коляска, и кто-нибудь сможет возить её по Яме, к тому же в здании есть лифт.
Я показываю вверх над нашими головами.
— Ей не обязательно ходить, чтобы спускаться вниз по кабелю или стрелять из пистолета.
— Она не хочет, чтобы я возил её, — его голос звучит слегка надломлено. — Она не хочет, чтобы я поднимал ее или нес.
— Тогда ей придется это преодолеть. Неужели ты собираешься позволить ей вылететь из числа Бесстрашных по такой глупой причине как то, что она не в состоянии ходить?
Несколько секунд Зик молчит. Его взгляд скользит по мне, и он прищуривается, будто оценивая или измеряя меня.
Затем он поворачивается и обхватывает меня руками. Меня так давно никто не обнимал, что я цепенею. Затем расслабляюсь и позволяю его объятиям согреть мое тело, замерзшее в мокрой одежде.
— Я собираюсь пойти пострелять, — сообщает он, отстраняясь. — Хочешь со мной?
Я пожимаю плечами и следую за ним по дну Ямы. Бад даёт каждому из нас по маркеру, и я заряжаю свой. Он тяжёлый и жёсткий, так не похож на револьвер, что у меня не возникает никаких проблем с тем, чтобы держать его.
— Мы почти закончили с покраской Ямы и подземелья, — говорит Бад. — Но вам следует проверить Пик.
— Пик?
Бад указывает вверх на стеклянное здание над нами. Взгляд пронзает меня, как игла. В последний раз я стояла на этом месте и смотрела вверх, когда была на миссии по уничтожению моделирования. Я была с моим отцом.
Зик уже поднимается вверх по тропе. Я заставляю себя следовать за ним нога в ногу. Трудно идти, трудно дышать, но каким-то образом мне это всё-таки удаётся. К тому времени, как мы достигаем ступенек, давление в груди почти сошло на нет.
Как только мы оказываемся на Пике, Зик поднимает маркер и целится в одну из камер под потолком. Он стреляет, и зелёная краска брызгает мимо объектива камеры, на окно.
— О, — говорю я, морщась. — Фигово.
— Да? Хотел бы я взглянуть, как ты с этим справишься.
— Действительно? — я поднимаю собственный маркер, кладу его на левое плечо вместо правого. Оружие кажется чужим в левой руке, но я не смогла бы удержать его вес правой. Нахожу камеру в зоне видимости, а затем прищуриваюсь, глядя в объектив. Голос в моей голове шепчет: вздохни, прицелься, вдохни, стреляй. У меня уходит несколько секунд, чтобы понять, что это голос Тобиаса, ведь именно он научил меня стрелять. Нажимаю на курок, и шарик ударяет по камере, заливая краской объектив. — Вот. Теперь ты видел. Даже с левой руки.
