Тобиас забирается следом за мной и приседает рядом. Я сжимаю колени и скриплю зубами.
— Эй, дай мне посмотреть, — говорит он и задирает мои джинсы над коленкой. Его пальцы оставляют невидимые глазу полоски холода, и я думаю о том, чтобы схватиться за его рубашку и притянуть для поцелуя; хочу прижаться к нему, но не могу, мешают наши с ним секреты.
Моё колено в крови.
— Это мелочь. Заживет быстро, — говорит он.
Я киваю. Боль уже стихает. Он аккуратно расправляет мои джинсы. Я ложусь на спину, глядя в потолок.
— Так он до сих пор в твоём пейзаже страха? — спрашиваю я.
Это выглядит так, будто кто-то зажег спичку позади его глаз.
— Да. Но по-другому.
Он говорил мне однажды, что его пейзаж не менялся с тех пор, как он впервые прошёл через него во время инициации. Но если он изменился, даже чуть-чуть, это уже что-то.
— Теперь там есть ты.
Он морщится, глядя на свои руки.
— Вместо того чтобы застрелить ту женщину, как это было раньше, я должен смотреть, как ты умираешь. И я ничего не могу сделать.
Его руки сжаты. Пытаюсь придумать, что бы такого сказать: «Я не собираюсь умирать»? Но я не знаю, как получится. Мы живём в опасном мире, и я не настолько привязана к жизни, чтобы пойти на всё, что угодно, чтобы выжить. Я не могу переубедить его.
Он смотрит на часы.
— Они будут здесь с минуты на минуту.
Я поднимаюсь и вижу, что Эвелин с Эдвардом стоят возле рельсов. Они бегут до тех пор, пока поезд не подъезжает к ним, и запрыгивают почти так же запросто, как и Тобиас. Должно быть, они тренировались.
Эдвард ухмыляется мне. Сегодня к его повязке пришит большой синий икс.
— Привет, — говорит Эвелина. Она смотрит только на Тобиаса, когда говорит это, будто меня здесь нет.
— Хорошее место для собрания, — замечает Тобиас. На улице почти кромешная тьма, я вижу лишь тени зданий, темно-синее небо и несколько светящихся огней на берегу озера, которые, должно быть, принадлежат штабу Эрудитов.
Вопреки обыкновению поезд поворачивает налево, подальше от сияния штаба Эрудитов, в сторону заброшенной части города. По нарастающей тишине могу сказать, что поезд замедляется.
— Кажется безопасным, — говорит Эвелина. — Итак, ты хотел встретиться.
— Да. Я хотел бы обсудить союз.
— Союз, — повторяет Эдвард. — Кто дал тебе такое право?
— Он лидер Бесстрашных, — говорю я. — Он имеет полное право.
Эдвард удивленно вскидывает брови. Взгляд Эвелины задерживается на мне буквально на секунду прежде, чем она снова улыбается Тобиасу.
— Интересно, — замечает она. — И она тоже лидер Бесстрашных?
— Нет, — отвечает он. — Она здесь, чтобы помочь мне решить, стоит ли вам доверять
Эвелина кривит губы. Часть меня хочет скорчить рожицу и сказать — «Ха!» — но я довольствуюсь мимолетной улыбкой.
— Мы, безусловно, согласимся на союз… на некоторых условиях, — говорит Эвелин. — Гарантированное и достойное место в любом правительстве, которое появится после того, как с Эрудитами будет покончено, и полный контроль над базой данных Эрудитов.
— Что вы собираетесь делать с данными Эрудитов? — перебиваю я.
— Уничтожим. Единственный способ лишить Эрудитов власти — это лишить их знаний.
Моё первое инстинктивное желание: сказать ей, что она дура, но что-то мешает. Без технологии моделирования, без информации о других фракциях, без их устремления к техническому прогрессу атаки на Отречения не произошло бы. Мои родители были бы живы.
Даже если нам удастся убить Джанин, сможем ли мы доверять Эрудитам? Не нападут ли они и не возьмут ли нас под контроль снова? Я не уверена.
— Что мы получим по этим условиям? — спрашивает Тобиас.
— Необходимые для захвата штаба Эрудитов человеческие силы и места в правительстве наравне с нами.
— Я уверен, что Тори захочет собственноручно избавить мир от Джанин Метьюс, — тихо добавляет он.
Я поднимаю брови: не знала, что ненависть Тори к Джанин — общеизвестный факт, хотя, возможно, это не так. Он должен знать о Тори то, чего больше никто не знает, сейчас, когда они оба являются лидерами.
— Уверена, это можно устроить, — отвечает Эвелин. — Меня не волнует, кто её убьёт, я просто хочу, чтобы она умерла.
Тобиас смотрит на меня. Я хотела бы рассказать ему о раздирающих меня противоречиях… объяснить, почему из всех людей именно у меня есть сомнения по поводу уничтожения Эрудитов. Но я не знаю, как сказать об этом, даже если бы на это было достаточно времени. Он поворачивается к Эвелин.
— По рукам, — говорит он.
Тобиас протягивает руку, и она пожимает её.
— Мы должны встретиться в течение недели, — говорит она. — На нейтральной территории. Большинство Отречённых любезно разрешили нам остаться в их части города, чтобы разработать план борьбы с последствиями атаки.
— Большинство из них, — повторяет он.
Лицо Эвелин становится непроницаемым:
— Боюсь, многие всё ещё поддерживают твоего отца, и он посоветовал им избегать нас, когда наносил визит несколько дней назад, — она горько улыбается. — И как только он предложил изгнать меня, они тут же согласились.
— Они сослали тебя? — уточняет Тобиас. — Я думал, ты ушла.
— Нет, как ты и предполагаешь, Отреченные были склонны к прощению и примирению, но твой отец имеет большое влияние в Отречении, и всегда имел. Я решила уйти, а не сталкиваться с унижением общественного изгнания.
Тобиас выглядит ошеломлённым.
Эдвард, который все это время стоял, прислонившись к стене вагона, говорит:
— Пора!
— Увидимся в течение недели, — говорит Эвелин.
Пока поезд проезжает всё дальше по улицам, Эдвард прыгает. Пару секунд спустя Эвелин следует за ним. Мы с Тобиасом остаёмся в поезде, молча, прислушиваясь к стуку колёс по рельсам.
— Зачем ты привёл меня, если всё равно собирался заключить союз? — наконец, спрашиваю я.
— Ты не остановила меня.
— Что мне полагалось сделать, размахивать руками? — я хмурюсь. — Я этого не люблю.
— Это должно быть сделано.
— Я не думаю, что это сработает, — говорю я. — Должен быть другой способ.
— Какой другой способ? — спрашивает он, скрестив руки на груди. — Тебе просто не нравится она. Не нравится с тех пор, как ты впервые её увидела.
— Очевидно, что она мне не нравиться! Она оставила тебя!
— Они сослали ее. И если я решил простить ее, ты тоже должна попытаться! Я тот, кого оставили, не ты.
— Речь не об этом. Я не доверяю ей. Я думаю, она пытается использовать тебя.
— Ну, это решать не тебе.
— И опять — почему ты привел меня? — спрашиваю я, повторяя его жест. — Ах да, потому что я могу разобраться в ситуации для тебя. Прекрасно, я разобралась, и то, что тебе не нравятся мои выводы, не значит, что…
