— Что это значит? — опросил Кайбол.
— Пожалуй, я смогу ответить. — Я говорил уверенно. — Империалисты, прежде чем начать войну, хотят расправиться с борцами за мир, прежде всего с коммунистами. Это мы знаем из истории. Когда-то главарь фашистов Гитлер поступил точно так же.
Глаза Кайбола потухли, он прикрыл их, без слов выражая свое согласие с моей мыслью. Потом он надел очки и добавил в кабинете освещение. Помолчав, он спросил:
— А законы о свободе?..
— Во время войны законы безмолвствуют. Так говорил еще Цицерон — был в древности на Земле такой философ…
— Чем занимается Дин Руис?
— Он подружился с Тэлом. Думается, они вместе слушают радио.
— Знаю. Только музыку… Я хотел бы поговорить с ним.
Я позвал Дина. Руис очень обрадовался приглашению магистра.
— Хэллоу, сэр! — крикнул он, открыв дверь. — Как дела? У вас не кабинет, а целая лаборатория. — Дин оглядывался вокруг. — Какой фирмы оборудование? Мне нравится эта штука, — он побарабанил пальцами по прозрачной крышке стола. — Представьте, сидит девочка, и можно видеть ее ножки. — И тут же забыл о столе, показал рукой на стены и потолок. — Во сколько обошлась вам эта хижина? Когда вам вздумается улететь отсюда, продайте ее мне. Я дам хорошие деньги.
Руис вертелся и тараторил. Кайбол смотрел на него с недоумением. Я едва сдерживал смех.
— Я уже сторговал этот дом. Ты опоздал, Дин.
Руис повертел стриженой головой, поглядывая то на магистра, то на меня.
— Жаль. Вы скоро отбываете? Очень жаль. Мне хотелось пожить здесь. Но я знаю: ничто не вечно под Луной, то есть на Луне под Землей. Сэр, продайте этот дом лучше мне. Я открою здесь курорт с лунными ваннами. Зачем русским такие дома? Вы знаете, сэр, они там живут в деревянных избах и цыганских шатрах.
— Иногда деревянные дома оказываются лучше небоскребов, — вставил наконец слово Кайбол.
— Что вы, сэр! Вы шутите. Давайте поговорим как деловые люди.
— Хорошо, — согласился магистр. — Но у меня есть вопрос. Скажите, когда к вам приезжает иностранец, он обязан уважать ваши законы?
— О да! — последовал быстрый ответ Дина. — Наши законы — самые справедливые в мире. К нам приезжает много иностранцев, и они сами говорят это.
— Следовательно, и вы должны уважать и соблюдать порядок в этом доме. Он — отдельное маленькое государство.
— Сэр? — обиделся Руис. — Вы намекаете, что я…
— Да-да. Скажите, у вас остался еще этот шальной напиток?
— Есть немного. Могу вам презентовать пару бутылок.
— Вылейте его весь до капли, а бутылки выбросьте, — уже строго сказал магистр.
— Сэр! — взмолился Дин и прижал руки к груди. — Как можно! Да ни один мой соотечественник, если у него мозги в порядке, не сделает этого. Нет, сэр, извините, но вы не деловой человек. Поймите одно и самое главное — если я вылью коньяк на помойку и там, — Руис указал рукой куда-то в сторону, — узнают об этом, фирма «Джон и Джонни» погорит. Это она изготовляет такой замечательный коньяк. Мой отец вложил в нее часть моего капитала. Я пил этот коньяк в пути на Луну, расхваливал в радиопередачах и блестяще рекламировал. Сэр, неужели вы хотите моего разорения? Когда я вернусь домой, — а это ведь будет, не так ли? — и там все узнают, что мой коньяк пили и хвалили люди из другого мира, фирма «Джон и Джонни» будет процветать и мне обеспечены приличные дивиденты. Понимаете, в чем дело, сэр?
Кайбол понял. «Что с ним сделаешь? Он сын своей страны…».
— Тэл прав, — сказал я. — Дин — славный парень.
И это понял магистр: русский друг хотел напомнить о Тэле…
— Согласен с вами, мистер Руис. Есть только одна просьба: не угощайте больше Тэла своим напитком. Ему вредно.
Магистр убавил свет. Аудиенция окончилась.
— На каких условиях ты приобретаешь этот дом? — деловито осведомился Руис, когда мы вернулись в свою комнату.
— Условия еще окончательно не выработаны, — в тон ему ответил я. — Но в основе, в принципе, мы договорились. Я имею больше прав, чем ты. Я вперед тебя появился здесь.
— А сделка оформлена?
— Как?
— Как оформляют! — пожал плечами Дин. — На бумаге, конечно.
— Нет еще.
— О! — воскликнул Дин. — Значит… — И спохватился, умолк внезапно, как после слов, сказанных недавно об Ильмане: «Если бы эта женщина попала в руки ловких художников и режиссеров, она быстро бы сделала миллион…».
В доме альвинов, изолированном от мертвого лунного мира непроницаемой оболочкой — будто в капсуле, — продолжалась жизнь. Никто не выходил за пределы этой оболочки, время тянулось однообразно.
Кайбол жил затворником, показывался только за столом, суровый и непроницаемый. Он не приглашал, как раньше, для информации о земных делах. Уединение магистра, его молчание усиливали у меня тревогу. Не раз я брал в руки фотокарточку матери, смотрел на дорогие незабываемые черты лица — и чувствовал себя не столь одиноким. Но по-прежнему я был до обиды беспомощен. Как я ни мучился, а приходил к одной мысли: надо ждать, а потом действовать по обстоятельствам.
…Я не знаю, как это произошло. Вероятно, Руис, бывая у Тэла в радиорубке, интересовался не только модными песенками. Он приглядывался к рации и многое выведал у доверчивого альвина. Очевидно, Дин воспользовался тем, что Тэл заснул или вышел из комнаты на несколько минут…
Меня вызвал магистр. В его кабинете находились встревоженная Ильмана и совершенно растерявшийся Тэл. Кайбол включил магнитофон, и я услышал знакомый голос Дина:
«Повторяю: селенографическая широта плюс тридцать, долгота около нуля. Жду. Включу прожектор…».
Ильмана не успела перехватить и записать всю передачу, но было ясно: Дин сообщил на Землю о себе, об альвинах, и сюда полетят космические корабли.
Кайбол и Ильмана ждали, что скажет Тэл. Но он молчал. Тогда магистр повторил обрывок передачи.
Тэл в отчаянии заговорил срывающимся голосом, он смотрел на Ильману, и я угадал тоску в его взгляде.
Кайбол слушал, болезненно наморщив лоб. Что же теперь делать? Если сообщение Руиса принято, надо действовать без промедления…
Сказав что-то на своем языке, магистр отпустил Тэла. Потом он заговорил по-русски:
— Я надеюсь, на Земле не услышали Дина Руиса. Это была случайная передача. Все же мы проверим… Работу Тэла будете выполнять вы.
Это было большое доверие, и я поблагодарил магистра.
* * *
Работа заключалась в том, что я должен был слушать главные станции Америки и Европы, и важные передачи записывать на пленку. Тэл быстро ввел меня в курс дела. Я взял блокнот и карандаш, записал названия станций, волны и время, когда начинались передачи новостей дня.
