Солнечное затмение — по меркам нашей галактики редчайшее явление. Оно обусловлено тем, что угловые размеры Луны и Солнца, если смотреть на них с поверхности Земли, приблизительно равны, в тот момент, когда Луна оказывается между Солнцем и Землёй, светило гаснет, и можно увидеть солнечную корону во всей её красе. Затмения бывают двух видов: обычные, когда Луна максимально приближается к Земле, и кольцевые, когда она находится от нашей планеты на максимальном удалении. Последние менее красивы, дело в том, что угловой размер естественного спутника становится меньше солнечного, и кроме короны становится видна хромосфера — светящееся кольцо вокруг Луны.
Разумеется, конус лунной тени меньше Земли, поэтому солнечные затмения наблюдаются только в определённых регионах — там, куда падает тень. Крыму в этот раз не повезло — затмение было неполным, но и оно позволяло сделать ещё один шаг в изучении ближайшей звёзды. Младшие научные сотрудники на несколько дней превратились в грубую рабочую силу — подай, принеси, заполни журнал наблюдений. Меня прикрепили к Ричи-Ричи, он должен был изучать особенности хромо— и фотосферы в максимальной фазе затмения. Профессор был, как обычно, взъерошен, его старый свитер блестел засаленными локтями, а в глазах сквозило творческое безумие. Во время затмения он колдовал с аппаратурой, словно шаман, парящий высоко над землёй, суеверный, боящийся злых духов. Когда луна начала поглощать солнце, Ричи-Ричи трижды сплюнул через левое плечо прямо на паркет. По мере наползания диска луны, профессор бледнел, поток цифр, которые я записывал, лился рекой, я только успевал строчить в журнал, стараясь не обращать внимания на странности профессора. Когда всё закончилось, Ричи-Ричи тяжело вздохнул и сказал:
— Мы всё умрём.
— Рано или поздно — непременно, — ответил ему я.
— Я не про нас с тобой. Я про человечество. Солнце превратится в сверхновую.
— С чего бы это? — не поверил я. — А я думал, что со временем оно станет белым карликом.
— Не доживёт оно до белого карлика, — тяжело вздохнул Ричи-Ричи. — Наше солнце может взорваться в любой момент. Через пятьдесят лет, через сто, через двести… Всё зависит от процессов, происходящих в глубине фотосферы.
— Но это же чушь! — не поверил я. — У солнца просто не хватит массы, чтобы стать сверхновой.
— Настоящий учёный не должен слепо доверять авторитетам! — заявил Ричи-Ричи прищурившись. — Кто тебе сказал, что чтобы сбросить оболочку, звезде нужна масса? Или ты думаешь, что авторы этих учебников вживую наблюдали образование сверхновой? К твоему сведению, свет от вспышки последней достойной сверхновой достиг Земли почти тысячу лет назад. Каким оборудованием тогда располагали астрономы? Я тебе скажу каким. Только собственными глазами. Даже примитивный телескоп Галилей придумал позднее. А ты говоришь — чушь! Послушай старого профессора, во вселенной всё не так просто, как может показаться младшему научному сотруднику.
— А какой механизм образования сверхновых хотите предложить вы? — спросил я, прищурившись. — И чем на ваш взгляд сверхновая отличается от новой?
— Мой юный друг, всё дело в размерах. Сверхновая и новая — явления одного масштаба, звезда сбрасывает оболочку, только и всего. А градация происходит по яркости этой оболочки и продолжительности вспышки. Когда это произойдёт с солнцем, нас просто сожжёт, поэтому я и называю эту вспышку сверхновой, а не новой. Но это терминологический вопрос, к сущности происходящих внутри солнца процессов он не имеет ни малейшего отношения.
— А почему Солнце вообще должно взорваться?
Ричи-Ричи уселся на потрёпанное старое кресло, сложил руки на груди и уставился на меня долгим испытывающим взглядом.
— Молодой человек, что произойдёт, если нагреть на плите сковородку до покраснения, а потом плеснуть туда воды.
— Того идиота, который это сделает, обдаст паром, — ответил я.
— Раз вы так хорошо понимаете процесс, представьте себе солнечную атмосферу. Думаю, вы ещё не забыли, молодой человек, что она состоит из трёх слоёв: фотосферы, хромосферы и короны. Причём внутренняя фотосфера — самая холодная из солнечных оболочек. Благодаря конвекционным процессам солнечная энергия проходит фотосферу насквозь и разогревает хромосферу и корону, практически не задевая фотосферы. Возможно, сам процесс излучения значительно охлаждает фотосферу, но факт остаётся фактом. А теперь представьте, что произойдёт, если фотосфера опустится вниз, соприкоснувшись с раскалёнными внутренними слоями Солнца. Помните сковородку?
— Но ведь за последние миллионы лет фотосфера никуда не опустилась, — прошептал я. — Почему это должно случиться именно сейчас?
— А сейчас опускается, и это уже визуально заметно. Корона увеличилась в размере, а хромосфера, наоборот, сжалась. Объяснить это можно только уменьшением диаметра фотосферы — хромосфера проваливается вслед за фотосферой, а избыток давления провоцирует образование большего числа флоккул и, соответственно, повышенную активность солнечной короны. Мы всё умрём, мой юный друг, мы всё умрём.
Я оставил профессора наедине с его горем и выскользнул в коридор. Перспектива гибели Земли через сотню лет меня не пугала — я не собирался жить вечно. А вот открытие, которое сделал Ричи-Ричи, могло покрыть его имя славой на все оставшиеся годы. Или моё, если я напишу статью первым. Я стал перебирать варианты. В научные журналы материал о том, что солнце станет сверхновой, не возьмут — там заседают опытные старпёры, приверженцы классической науки, готовые прибить на корню все перспективные начинания. Возможно, Ричи-Ричи сможет с ними договориться, как-никак он умудрённый опытом профессор, но у младшего научного сотрудника они такой материал не примут. Остаётся жёлтая пресса. Тем паче и информационный повод есть шикарнейший — минувшее солнечное затмение. Я бегом вбежал в свою квартиру, включил компьютер и набрал заголовок: «Через сто лет наше солнце станет сверхновой». Потом добавил лид: «В ходе исследований, проведённых Научно-исследовательским институтом «Крымская астрофизическая обсерватория» Министерства Образования и Науки Украины, учёные обнаружили первые признаки нестабильности солнца».
Спустя неделю, когда апрель вступил в свои права, и в воздухе пахло весной, меня вызвали к начальству. Заведующая лабораторией физики Солнца доктор физико-математических наук Наталья Николаевна Степанян сидела в своём кресле, по правую руку от неё стоял Ричи-Ричи в новеньком костюме.
— Что это такое? — спросила меня заведующая. В её руке были зажаты «Аргументы и факты».
