Он тоже что-то кричал, но с человеческим криком его вой не имел ничего общего. Один из металлических столбов, медленно протянув щупальцы, отбросил его назад.
Падая, мужчина сорвал с женщины рубашку, она сразу же обмякла, и роботы поволокли ее, как труп, по коридору.
Я побежал за ними — не для того, чтобы отбить женщину, в галлюцинациях, это я знал по опыту, обреченных не спасти, единственное, чего я желал — спасти свой рассудок. Пробежать еще десять футов, ну, пусть двадцать, а потом увидеть, как цилиндры и обнаженная женщина между ними, растают в воздухе, со щемящим чувством неимоверного облегчения увидеть вместо них сплошную белую стену.
Это действительно случилось, но перед этим была еще одна, последняя галлюцинация. Столбы остановились, оба одновременно, издали похожее на ультразвук гудение, стена в одном месте раздвинулась, и, прежде чем весь фантасмагорический хоровод исчез за ней, я увидел в глубине помещения анабиозную капсулу.
А по коридору бежал полуодетый мужчина, и когда он добежал до места, где теперь уже опять была сплошная стена, он принялся биться лбом о стену, плакать и кричать:
— Я тоже!.. Я тоже!.. Пустите меня! — Может быть, он кричал и не то, но в галлюцинации только образы бывают пронзительно четкими, слова — никогда.
Я не обращал на него внимания, ведь это была галлюцинация, но сдвинуться с места я не был в состоянии.
Мужчина, словно опомнившись, поколдовал над своим циферблатом, шарик у его ног превратился в стрелу, стрела бросилась на стену, стена распахнулась: за ней больше не было ни роботов, ни женщины, лишь готовая принять новую жертву анабиозная капсула.
А рядом с капсулой — это было уже слишком даже для галлюцинации — стояла хорошенькая девушка в белом комбинезоне с золотыми буквами на груди “Биомортон”.
Стена бесшумно задвинулась. Галлюцинация кончилась. — Минут десять я отдыхал, лежа прямо на полу. Потом поднялся. Не знаю, для кого и для чего предназначался этот дом-город, где можно было бесплатно есть, пить, наслаждаться кино и наркотиками, но для меня, человека из далекого прошлого, это было самое неподходящее место. Я знал, что даже без помощи ЛСД мне после сегодняшних галлюцинаций не избежать их повторения.
Пусть в иных вариантах, пусть не таких страшных, пусть даже гротескных, но пока я нахожусь в этом здании с бесконечными коридорами и сплошными стенами, мне каждый день заново будут являться те же кошмары.
Надо уходить, пока не поздно.
Подниматься в свою комнату за справочником не хотелось. Я стал наугад искать выход. В конце концов ничего страшного. Извинюсь перед биомортоновской медсестрой, скажу, что дом отдыха чудесный, но не для моих шатких нервов, узнаю от нее, как добраться до ближайшего полицейского, и пусть государство или мои наследники, или кто-то там из заинтересованных лиц, делают со мной все, что угодно. Пусть запрут в тюрьму и запрячут под железной маской как побочного брата какого-то французского короля, но в этом доме я не останусь.
Ни часа!
На первом этаже я не нашел никаких дверей, на втором тоже. Люди попадались очень редко, я не решался к ним обращаться, а когда однажды все же спросил: “Вы не скажете, где выход?” — парень в фиолетово-желтом комбинезоне принялся хохотать до упаду. Решив, что он мертвецки пьян, я оставил его и покое. В конце концов, если существуют лабиринты, то должны существовать и способы выбраться из них без дорожного указателя на каждом перекрестке. Спустя час я опять не выдержал и спросил проходившую мимо женщину.
Она тоже рассмеялась, но не так, как парень, видимо, решила, что это предлог завязать знакомство.
— Выход? Там же, где вход! — сказала она кокетливо с двусмысленной улыбкой. — Ты сначала войди, а там посмотрим, выпущу ли я тебя!
— Дверь! — повторил я тупо. — Где дверь?
— Моя? Давай сначала договоримся: сегодня дверь служит входом, а выходом — только завтра утром. Я не любительница блиц-турниров.
Я отпустил неприличное словцо и, сопровождаемый ее звонким смехом, пустился бежать. С каждым новым этажом, с каждым новым поворотом я бежал все быстрее и быстрее. Меня преследовало беспочвенное, но в моем состоянии вполне объяснимое подозрение, что это санаторий, куда наряду с нормальными допускаются и помешанные.
Прошел еще час. Я уже спрашивал кого попало о выходе. Сейчас меня самого принимали за помешанного, потому что я буйствовал. Врывался в какие-то причудливые помещения, в оформленные под витрину комнаты любви, в роскошнейшие рестораны-дансинги с ослепительными танцовщицами на вертящейся сцене, в темные залы, где по нотолку пробегали изумительные световые сочетания, задыхаясь, промчался мимо огромного плавательного бассейна с тысячами бледно мерцающих в интенсивно синей воде мужских и женских тел, попал в парк с тропическими растениями под бесконечно высоким прозрачным потолком. Всюду были стены, полы, крыша и ни одного выхода.
Разум приказал мне остановиться. Я прислонился к стене и долго, очень долго внушал себе: “Очнись, Трид! Это ведь галлюцинация! Неужели ты совсем спятил? Ведь не бывает домов без дверей!”
Это немного помогло, но не надолго. Около минуты я мог ясно различить грань между реальностью и иллюзией, даже поставил стрелку на букву “К” и послушно пошел за своим провожатым. Уж он-то существовал, хотя бы потому, что в двадцатом веке такие технические чудеса не были доступны самому больному воображению. Стрела побежала вперед, я покорно пошел следом, оглядываясь, не попадется ли на пути световая надпись: “Выход”. Сейчас я ведь опять был почти нормальным и не мог пробежать мимо.
И тут я увидел Тору.
— Тора, — сказал я, — как ты тут очутилась?
— Как все! — она засмеялась своим неповторимым смехом, который сначала резко выстреливал в потолок, а, потом медленно падал, словно на парашюте, позванивая серебряными колокольчиками.
Я обнял ее, припав губами к молочно-белой шее.
Только сейчас я осознал, как истосковался по женщине.
Я чувствовал, что и ей это приятно, но тем не менее она со смехом освободилась:
— Здесь, в коридоре? Для этого существуют комнаты или “Зал любви”.
Я хотел сказать ей свое мнение об этом мерзком зале, но ее позвали. Целая стайка молодых ребят, и самый высокий из них, похожий на голливудского Роберта Тейлора моих дней, повелительно сказал:
— Пошли, Тора! Мы опоздаем на сеанс.
— До свидания! — она, убегая, махнула мне рукой. — Еще увидимся!
— Куда ты, Тора? — крикнул я, чуть не плача.
— В Телемортон!
Я видел, как она обернулась, чтобы еще раз помахать рукой.
— Не ходи, Тора! Тебя там убьют! — мой истерический крик прокатился по всему коридору.
