Галактионов был тоже доволен.
Дело с прокуратурой было пока улажено. Полицейский уже не таскался за Галактионовым. Даниил Романович поехал с Максом к себе на квартиру — нужно взять кое-что из инструментов для работы. Было уже двенадцать часов, опять половина дня потрачена впустую, а ведь дорога каждая минута!..
Сегодня в Атлансдаме стояла необычная жара, около сорока градусов. Зной и рыжеватая пыль душили город. Плавился асфальт. Меньше было машин на улицах, меньше пешеходов на тротуарах, гуще толпы возле киосков с прохладительными.
Галактионов не замечал этого. Скорее бы в лабораторию, скорее за дело…
Когда он вбежал в свою квартиру, зазвонил телефон. Даниил Романович, не подняв трубки, прошел в кабинет, чтобы собрать необходимое для работы в лаборатории, — он решил не спать и эту ночь. Опять раздался звонок. Пришлось отозваться.
Говорили из посольства одной страны, поддерживавшей с Со ветским Союзом дипломатические отношения. Голос настоятельно просил принять представителя посольства для весьма важного разговора. Галактионов ответил, что он очень занят. Мужской голос в изысканных выражениях убеждал, что разговор не терпит отлагательства. Пришлось ждать.
Сотрудник посольства появился через полчаса. Это был ко ротенький человечек, одетый по последней моде, в галстуке такой белизны, что от него слепило глаза. Он уселся в кресло, долго и лениво разглагольствовал о жаркой погоде, вытирая лицо и шею душистым платком. Даниил Романович нетерпеливо посматривал на часы, забыв предложить гостю что-нибудь прохладительного. Посетитель сам налил себе стакан воды, отпил половину, поставил перед собой и, поворачивая его кругом, неторопливо начал излагать причину, побудившую его отложить все дела и ехать в такую жару сюда.
Господину Галактионову, вероятно, известно, что диплома тические отношения его страны с Атлантией вот-вот могут быть порваны. Момент весьма критический. Если официальный дипломатический персонал и члены семей пользуются личной неприкосновенностью и другими правами дипломатического иммунитета, то такие права не распространяются на господина Галактионова, которому угрожает суд. Советское посольство не может взять под свою защиту Галактионова. Такой шаг привел бы к немедленному разрыву дипломатических отношений…
— Наше посольство, — сказал модный человек, — в курсе де ла господина Галактионова — и знает, чем оно может кончиться для него. Правительство нашей страны поручило посольству предоставить господину Галактионову право убежища. Вы у нас будете в безопасности, сможете выехать в нашу страну и затем, если пожелаете…
— Вот как! — воскликнул Галактионов.
Он ответил представителю дружественной державы, что не может воспользоваться столь любезным приглашением. Как ученый он должен продолжать свою работу, что бы там о нем ни говорили, каким судом ни угрожали бы. Он надеется, что Родина не даст его в обиду. И он докажет свою невиновность.
Галактионов умолчал, что дал подписку о невыезде и поэто му не может нарушить обязательство: зачем это знать представителю «заботливой дружественной державы», которая якобы готова отпустить его на Родину, «если он пожелает».
— Когда мы сообщим вашему посольству о том, что вы отка зались воспользоваться правом убежища, не знаю, как на вас посмотрят… — заметил человек, отпив глоток воды.
— А кто просит вас вмешиваться в мои дела? — Галактионов уже не скрывал раздражения. — Ведь наше посольство не просило вас?
— Да, но… — человек развел руками, — у нас дружествен ные отношения, взаимная помощь, информация…
— Я знаю это, — совсем не дипломатично прервал его Даниил Романович. — Мне отлично известно, что предпринимает советское посольство для защиты своего соотечественника, и я не тревожусь за свою судьбу. Хотите, я сейчас позвоню в посольство и сообщу о вашем визите, о вашем предложении? — Даниил Романович положил руку на телефонную трубку.
Человек поднялся, поправил галстук.
— Благодарю вас. — Слегка поклонился и вышел.
Даниил Романович через минуту уже не думал о посетителе. Скорей в институт! Наконец-то можно вернуться к работе.
Больших забот стоило хранить этот опыт в тайне. Рядом с лабораторией освободили небольшую комнату и туда перенесли тело Брауна. Себастьян Доминак был нездоров и в институте не появлялся, его сотрудникам дали трехдневный отпуск. В лаборатории работали Мартинсон и Шельба с двумя надежными помощниками, более сюда никто не допускался. У подъезда дежурил Макс.
Галактионов не вошел, а вбежал в лабораторию. По мрачным лицам Мартинсона и Шельбы он понял, что успеха пока нет. Он прошел в комнату, где лежало тело Брауна и стояли аппараты искусственного кровообращения и дыхания.
Аппараты работали, грудь Брауна заметно вздымалась и опускалась, сквозь стиснутые зубы выходил воздух. Лицо его немного порозовело. Даниил Романович взял руку — пульс прощупывался. Затем приоткрыл веки, посмотрел в глаза — они были остекляневшие, тусклые, затуманенные изнутри мертвым холодом.
Даниил Романович проверил работу аппарата искусственного кровообращения, выключил и вновь включил дефибриллятор — прибор новейшей конструкции, позволяющий массировать сердце электрическими разрядами через грудную клетку. Но электронный информатор, готовый уловить малейший импульс в коре умершего мозга, молчал.
Мартинсон, насупив седые брови, о чем-то напряженно ду мал. О чем? Вот — нормально циркулирует кровь, работают легкие, обогащают кровь кислородом, удаляют углекислоту, а человек мертв… Мертв мозг — и человека нет.
Размышления Арвия Шельбы были определеннее, хотя неиз вестно, сколь долго удержится эта определенность в его голове. Шельба думал, что, пожалуй, он слишком доверился Мартинсону и Галактионову. Mapтинсон в своей статье заявил, что прав только один Галактионов.
«Не знаю, почему удачными оказались первые два опыта Га лактионова, — думал сейчас Шельба, — а вот тут явная неудача. Кажется, это несерьезная затея. Зачем я ввязался во всю эту историю? Она кончится провалом, и Доминак окажется прав».
— Мы делаем все, что можем, дорогие коллеги, — тихо ска зал Галактионов, — все, что в наших силах.
— Но результата нет, — заметил Шельба и покачал большой курчавой головой.
— Пока нет. С момента облучения прошло слишком много вре мени. Кроме того, повреждение мозга, возможно, значительнее, чем мы предполагали.
— Дорогой коллега! — начал нервничать Шельба. — Вы гово рите таким тоном, как будто это обыкновенный опыт. Между тем от него зависит…
