Дженс извинилась. Она не заметила, как ускорила шаг.
Они вступили во второй жилой ярус, начинавшийся под шестнадцатым этажом. Дженс внезапно осознала, что оказалась на территории, где не бывала уже почти год. В лестничном колодце раздавался топот молодых ног — младшие обитатели Шахты лавировали между тихоходами. Начальная школа находилась как раз над родильным отделением. Судя по шуму движения и гулу голосов, занятия отменили. Не мудрено, подумала Дженс, если принять во внимание, как мало учеников придёт на уроки — ведь многие родители отправились наверх вместе со своими отпрысками. Да и учителя не прочь сделать то же самое. Дженс с Марнсом миновали лестничную площадку школы. Стальные плиты были расчерчены для игры в «классики». Меловые линии стёрлись — слишком много ног прошлись по ним сегодня. Детишки сидели на площадке, уцепившись за перила и свесив ноги с ободранными коленками за край. Весёлый гомон и крики ребятни стихали до шёпота, когда поблизости объявлялись взрослые.
— Хорошо, что мы почти пришли — мне нужен отдых, — сказал Марнс, пока они преодолевали следующий пролёт. — Надеюсь только, чтобы этот парень оказался на месте и смог встретиться с нами.
— Окажется, — заверила Дженс. — Алис послала ему электронное сообщение, что мы придём.
Спустившись на площадку родильного отделения и преодолев встречный поток, они перевели дух. Когда Марнс передал своей спутнице фляжку, та сделала большой глоток, а затем посмотрелась в выпуклую, испещрённую вмятинами поверхность, словно в зеркало, проверяя, в порядке ли причёска.
— Вы прекрасно выглядите, — сказал Марнс.
— Внушительно, да? По-мэрски?
Он засмеялся:
— И даже ещё лучше.
Дженс показалось, что в его старых карих глазах зажглась искорка... но, скорее всего, это был только блик, отразившийся от фляги, когда он поднёс её к губам.
— Двадцать этажей всего за два часа. Не советовал бы продолжать в том же духе, но всё же здорово, что мы продвинулись так далеко. — Он разгладил усы и потянулся за спину — уложить флягу в рюкзак.
— Погодите-ка. — Дженс забрала у него фляжку и опустила в сетчатый карман в задней части рюкзака. — Да, вот что... Предоставьте мне вести разговор с отцом Джульетты.
Марнс поднял руки ладонями вперёд — мол, ему и в голову никогда не приходило что-либо иное. Он прошёл вперёд и потянул тяжёлую металлическую створку. Дженс ожидала, что сейчас завизжат ржавые петли, но дверь открылась совершенно беззвучно. Тишина встревожила мэра. Она привыкла слышать на всём пути их следования скрип открывающихся и закрывающихся старых дверей. Этот звук для лестничного колодца был так же естественен и неизбежен, как мычание или хрюканье на животноводческих фермах. Но петли двери, ведущей в родильное отделение, покрывал солидный слой смазки. За дверью тщательно следили. Таблички на стенах приёмной подтверждали догадку Дженс: они призывали соблюдать тишину — как с помощью надписей крупными буквами, так и посредством рисунков. Рисунки изображали прижатый к губам палец или круг с заключённым внутри открытым ртом, перечёркнутым косой линией. Очевидно, в родильном отделении к соблюдению тишины относились со всей серьёзностью.
— Что-то я не припоминаю, чтобы здесь было столько табличек, когда я был в этих местах в последний раз, — прошептал Марнс.
— Может, вы были так заняты болтовнёй, что не заметили, — поддела его Дженс.
Из-за стекла на них сердито уставилась медсестра, и Дженс ткнула Марнса локтем в бок.
— Мэр Дженс хотела бы встретиться с Питером Николсом, — сказала она медсестре.
Та даже глазом не моргнула.
— Я знаю, кто вы. Голосовала за вас.
— Ах, да, конечно. Спасибо.
— Пройдите сюда, будьте любезны.
Сестра нажала на кнопку у себя на столе. Раздалось жужжание. Марнс толкнул дверь и прошёл внутрь, Дженс за ним.
— Пожалуйста, наденьте это.
Медсестра — согласно нагрудному знаку, её звали Маргарет — протянула им два аккуратно сложенных белых халата. Дженс приняла оба и подала один Марнсу.
— Свои вещи можете оставить у меня.
Перечить Маргарет никто не решился. Дженс сразу почувствовала, что попала в мир, где эта молодая женщина — хозяйка, и она, мэр, стала её подчинённой в тот самый миг, когда прошла через дверь. Дженс прислонила трость к стене, сняла рюкзак и опустила на пол, затем надела халат. Марнс никак не мог управиться со своим, и Маргарет помогла ему, подержав рукав. Полицейский натянул халат на свою джинсовую рубашку и так и стоял, беспомощно теребя в пальцах длинные концы пояса, как будто не знал, что ему с ними делать. Наконец, увидев, как Дженс завязала свой пояс, он тоже, изрядно повозившись, соорудил неуклюжий узел. Ну и ладно, главное — полы халата не расходятся, так что всё в порядке.
— Что? — буркнул он, заметив выражение, с каким за ним наблюдала Дженс. — У меня для этого дела наручники есть. Вот я и не научился узлы вязать. И что с того?
— За шестьдесят-то лет, — обронила Дженс.
Маргарет нажала другую кнопку и указала на коридор:
— Доктор Николс в палате новорождённых. Я дам ему знать, что вы на подходе.
Дженс прошла вперёд. Марнс последовал за ней.
— И что такого смешного? — спросил он.
— Правду сказать, мне это кажется очень милым.
Марнс фыркнул.
— Ну и словечко же вы выбрали. «Милый». В моём-то возрасте...
Дженс улыбнулась. В конце коридора она ненадолго остановилась у большой двойной двери, прежде чем приоткрыть узкую щёлку. Свет в помещении с той стороны был приглушен. Мэр открыла дверь пошире, и они вошли в скудно обставленную, безупречно чистую комнату ожидания. Дженс вспомнила похожее помещение на одном из средних уровней, где когда-то давно они с подругой сидели и ждали, когда подруге отдадут её ребёнка.
Стеклянная стена отгораживала комнату ожидания от палаты, уставленной кроватками и колыбелями. Там, внутри, было слишком темно, и они не видели, есть ли кто в кроватках. Дженс, само собой, сообщали обо всех родах, и она подписывала поздравительное письмо и свидетельство о рождении для каждого новорождённого. Но с течением времени все имена смешались в её памяти; она редко когда помнила, на каком этаже жили родители, был ли это их первый ребёнок или второй. Печально признать, но постепенно все эти свидетельства и поздравления стали лишь обузой, лишними бумагами, ради которых требовалось делать лишние движения.
В темноте между колыбелями двигалась неясная фигура взрослого человека; сияющий зажим планшетки и металлическая авторучка поблёскивали в свете, падающем из комнаты наблюдения. Высокий рост, походка и телосложение человека говорили о том, что это мужчина. Он шёл не торопясь, останавливаясь и наклоняясь над колыбельками, и тогда оба металлических сияния соединялись в одно — врач что-то записывал. Покончив с обходом, человек пересёк палату и через широкую дверь вышел к Дженс и Марнсу.
