Странника эти пересуды ничуть не волновали. Сейчас первым делом нужно было осуществить аресты, и он наконец получил возможность проводить мобильные крупномасштабные операции. И он ее провел. И в отличие от других силовиков — без лишнего шума и стрельбы. Не то чтобы сопротивления при аресте совсем не было, два фигуранта пытались наложить на себя руки — один выстрелил себе в голову, другой прыгнул в окно, но каким-то непостижимым образом оба остались живы, словно Странник сумел и это предусмотреть. Истинное значение произошедшего поначалу мало кто осознал. Первоначальные допросы Странник вел сам, его нынешние подчиненные довольно быстро сообразили, о чем не следует распространяться. Даже в высших эшелонах разоблачение шпионской сети не вызвало особого отклика. Все слишком привыкли к самопальным «пандейским» и «хонтийским» шпионам, регулярно производимым на потребу публике.
Только Умник, от которого Канцлер потребовал провести очередной показательный процесс, пусть и не сразу, понял что к чему. Но он держал свои соображения при себе.
Но тем, кто обратил особое внимание на новое назначение, был, разумеется, Волдырь. Нет, он не считал себя проигравшим. Ему удалось доказать личную заинтересованность отдельных «жирных котов» в проекте «Золото», и он сохранил свое положение, а вот Ловкач его лишился. И не важно, что тот остался жив и вроде как пока при делах. Это ненадолго. Но вот обстоятельство, что контрразведку подгреб под себя Странник…
До сих пор Волдырь не воспринимал этого лжепандейца как игрока на одном с ним поле. Даже после того, как Странник потопил «Золото». Даже после того, как обнаружился его альянс с Ловкачом. Альянсы в среде элиты — дело временное, а опыт научил Волдыря относиться к научникам с определенным презрением. Нет, от них может быть польза, и даже большая, — но сами они воспользоваться своими открытиями не могут. Не так мозги устроены. Они могут причинить вред — и Волдырь этот вред ощущает дважды в сутки. Но носитель вреда легко устраняется, ибо, как правило, бессилен перед человеком действия.
Однако Странник поломал все эти представления. То, как он сумел отодвинуть Ловкача от его Департамента, фактически выдвинуться в фавориты власти, свидетельствовало о том, что он играет всерьез. А значит, и воспринимать его следовало всерьез. И при первой возможности свалить Странника, лишить его шефства над контрразведкой.
Но прежде, чем нанести удар, следовало узнать слабости хрящеухого. И его истинные цели. Помимо власти и денег, конечно. В борьбу со шпионами и в самих шпионов Волдырь по-прежнему не верил. Но если уж он сумел задурить голову этими шпионами самому Канцлеру — Канцлеру! — то он гораздо хитрее, чем Волдырь представлял. И тянется к чему-то более важному, чем влияние в правительстве.
Волдырь узнает, что это. Бросит всех своих людей, всех своих верных родичей, пусть вспомнят, как их предки охотились в горах, и выйдут на травлю. И на что бы ни охотился Странник, Волдырь заберет это первым.
А потом возьмет его за тощее горло и с наслаждением вырвет кадык.
За двадцать один год до событий.
Они сидят все в той же столовой в особняке на Мрекуллуешну. Возможно, в последний раз, потому что все уже подготовлено. Если их акция сорвется, в живых из собравшихся не останется никого. Возможно, вскоре после этого в живых не останется вообще никого, но данное обстоятельство как-то не утешает. Если же все пройдет удачно, что соберутся они в другом месте.
— Предупреждаю, — говорит Ода. — Будет гораздо хуже, чем на испытаниях. И не только потому что дольше. Излучение охватит всю Столицу, скрыться будет некуда. Если кто-то склонен к инсультам, может не пережить.
— Не запугивай, — отвечает коммодор Скенди. — Здесь все стреляные, ломаные, в огне горевшие. Выдержим.
— Не все, — замечает Тавас. — Но постараемся выдержать. Ты, Ода, всех нас протащил через разные спектры излучения, так что представляем себе… кстати, где ты установил генератор?
Отвечает, однако, не инженер-полковник, а Пелке Руга:
— Лучше, чтобы пока никто, кроме Оды, об этом не знал. Из соображений безопасности. Мы соблюдали конспирацию, но гарантий, что никто не будет арестован до выступления, все равно нет. А палачи имперской службы охраны — это будет пострашнее излучения. Нельзя допустить, чтобы арест одного из нас погубил все дело.
Никто не возражает, даже те, кто имеет отношение к этой самой имперской службе охраны, включающей и Черный трибунал, и жандармерию, и контрразведку.
— Но главная опасность, — продолжает Руга, — не в том, что мы можем умереть от лучевого удара или в камере пыток. Главная опасность заключается в том, что будет после нашей победы. Весь предшествующий опыт человечества свидетельствует, что свержение существующего строя рано или поздно приводит к личной тирании. Мы не можем этого допустить. Не потому что мы так уж хороши, а потому что ситуация катастрофична. Если мы усугубим ее грызней за власть, страну не спасет никто и ничто. Мы должны вырваться из порочного круга. Более не будет никакого короля, вождя, консула, президента. Коллективная анонимная диктатура — вот в чем я вижу единственный выход. Если мы победим — а мы должны победить, обязаны, — никто не будет знать наших имен. Наших лиц. Мы действуем не во имя личного блага или обогащения, но мы сокрушаем тысячелетний порядок. И в глазах многих мы поначалу будем выглядеть преступниками. И народ должен убедиться в чистоте наших намерений. Да, мы знаем, на какие жертвы идем. Мы подвергнем население излучению, которое лишит его свободы воли, но сами при этом будем испытывать адские муки. Но об этом знаем мы и только мы. Ибо время, когда можно будет открыть народу истину, придет, но придет лишь тогда, когда прекратится война и будет достигнута определенная стабильность. Поэтому мы должны являть собою прямой контраст поведению нынешней правящей элиты с их наглым, демонстративным выпячиванием своего богатства среди всеобщей нищеты, голода, эпидемий. Мы будем неизвестны и безымянны.
— «Лучшее правительство — то, о котором народ знает только то, что оно существует», — цитирует Тавас древнего философа.
Пелке Руга, бросив на него быстрый взгляд, кивает.
— Ели вы согласны со мной, то отныне забудете свои личные имена и станете пользоваться только оперативными псевдо. Это не значит, что вы обязаны забыть и все остальное. Каждый из вас будет заниматься тем, в чем в настоящее время опытен более всего, — только в государственном масштабе. А некоторые институты должны сохраняться при любой власти. Наша первоочередная задача — установление мира, а кто хочет мира, в первую очередь должен решать военные вопросы. Сейчас я зачитаю вам список ответственных.
