Флаер сел на площадку стойбища километрах в тридцати. Дорога, вымощенная колотым камнем, широко оборачивалась вокруг приземистого склада и далее на северо-запад не вела. Это, кажется, самая северная стоянка. Крошка разгребла мелкую щебенку и легла в ямку, продолжая наблюдать, как люди вручную перетаскивали ящики с сушёными овощами и фруктами, герметичные мешки с мукой, принадлежности для ремонта юрт и повозок, запасные энергоблоки… От нечего делать проползла сканом вслед и лениво прошлась по стандартному оборудованию хозяйственного блока, где больше половины занимала кладовая. Ха, у них нет даже стазиса! В глубине за стеллажами обнаружился только выключенный морозильный бокс. Угу, никаких консервов, никакого стазиса! Только свежее, сушеное и свежезамороженное — традиции наше всё! Хотя традиции не мешают иметь в хозяйственной постройке вполне современные гигиенические комнаты, кухню с печью на кристаллической батарее и учебный зал с экранами системы.
Но только посмотрите на этих кочевников! Крошка фыркнула: приехали-то всего-навсего пополнить запасы для племени, а одеты, как на фестиваль Объединения! Каждый в расшитой кожаной жилетке. Валяные шапки с острым верхом украшены тесьмой и бисером, сапоги с тиснением…
Двое мужчин вывезли громоздкую машину на маленьких колёсиках. Интересно, что это? Подсунули под неё доску планера и, старательно придерживая с обеих сторон, отлевитировали под крышу, припарковав недалеко от входа у частокола шестов для юрт. То есть машину вытащат перед тем, как ставить юрты? Странно, почему кочевники предпочитают жить в юртах? Тут уже есть нормальное здание, ну и поставили бы рядом постоянные бытовые секции.
Бритый наголо пилот носил запасы и горланил песенку:
— Жестокий век, наш век коварства!
Приполз как сытая змея.
С улыбкой задушил бунтарство
Мир сделал мирным. Как же я?
А я пасусь среди овечек,
Холмы стандартно зелены.
В полях размерены все речки,
А мы? Чего? Бездумны мы!
— Нет, — певец вернулся во флаер и поставил ногу на последний ящик. — Этот оставь! Я договорился с еретиками. Продам батарейки за наличные — отцу нужны деньги.
— Твой отец бездарный пропойца, а нас окольцуют! Позорища не оберешься и пропадут все бонусы!
— Это мой отец. Я не могу наблюдать, как он живет от пайки до пайки! И вообще, ты видишь тут дознавателя? Андроида? Или это ты побежишь меня сдавать, сказав, что видел и ничего не сделал? Яалайс и Жерчу ничего не видели и никому не скажут, а на исповеди главное быть уверенным, что поступаешь правильно. Дознаватель не спросит: «А что, Пайрус, не видел ли ты как Чесче поставил ногу на ящик?» Он задает только общие вопросы, а для конкретных надо знать, что спрашивать. Грешил ли ты? Лично ты не грешил. Не смотри на ящик и ты ящик не видел! Какие проблемы? Эй, Жерчу, отлетаем!
Пилот, продолжая напевать, дождался когда все уселись и стартовал:
— Овце ведь мозг совсем не нужен!
Она питаньем весела.
С улыбкой к вам придет на ужин.
Горда, что ела и росла!
Воры! Крошка резко встала и мотнула головой. Ну ничего! Джи читает ее дневник! Джи скажет дознавателю их дозена, и их накажут!
Но ей пора перестать бродяжничать. Она и так забралась слишком далеко от базы. Где-то левее по гряде был симпатичный уголок. Крошка пробежала по склону и повернула в узкое ущелье. Похоже, что тысячелетия назад эта расщелина была руслом ручья, спадавшего с пустошей высоким каскадом. Когда-то давно у самого подножия уже несуществующего водопада откололась боковая плита и упала наискосок, сотворив навес и чудесный шалаш для бездомного кварга. Крошка зашла под «крышу» и легла. Вздохнула. Здесь хорошо, спокойно и даже впервые как-то уютно. Словно действительно пришла домой и прижалась к дивану, на котором сидит Джи. Сейчас он протянет руку и дотронется…
Крошка выскочила из «домика» и сильными прыжками взлетела наверх. Нашла подходящие валуны и, упираясь передними и лягаясь задними ногами, скинула их в ущелье, а потом сложила из них порог — границу гнезда. Надергала вирдиса вместе с упругими лианами-камнеломками и уложила основу постели. Оказалось, что острым роговым клювом рвать траву удобнее, чем голыми руками. Руками можно было делать множество вещей, а главное ощутить тепло родного тела, сразу слиться душой или залечить раны… Впитать и разделить эмоции, проникнуть сканом в самое сокровенное и открыть самые глубокие тайны. Ха, что может быть сокровенного у зверей? Она и без прикосновений может войти в любое животное и подчинить. Да и животным руки не нужны. Но носить траву в клюве было неудобно и долго. Безвкусной осокоподобный пучок, который она могла принести за один раз, был возмутительно маленьким, и прошло не менее десяти дней в нудной беготне, пока высота стога не удовлетворила её. Было бы здорово украсть какую-нибудь большую тряпку у кочевников и собирать траву в неё, но лучше не надо! Все-таки хорошо, что никаких людей тут нет и никто не задумается, зачем кварг собирает траву.
Крошка впервые за долгие месяцы изгнания почувствовала себя счастливой и лелеяла это чувство, нахваливая своё укрытие. Как надоело мерзнуть и мокнуть, ночуя где придётся, а теперь у неё был дом! Она же не южная кошка! Если бы она была кошкой, то могла бы свернуться и прикрыть лапки пушистым хвостом. Однажды она жила целый месяц на юге, у моря, в теломорфе золотистой львицы. Целый месяц — сорок солнечных дней! Там было тепло. Нет, там было восхитительно жарко! Узкие горные ручьи замораживающе холодны, но было так приятно влететь одним прыжком в ледяную воду и сразу выскочить на противоположный берег! Потерять дыхание в бурной воде, а потом растянуться и разомлеть на раскаленном камне. В пустошах же вода была противна. Возвращаясь домой под дождем, Крошка разгоняла метаболизм, поднимала температуру и забиралась в гнездо уже высохшая — сушить намокшее сено было бы гораздо труднее. Неприятно, что всякая ползающая дрянь и земляные блохи тоже так и стремились набиться в матрас и залезть в ее собственную шкуру. Поэтому перед молитвой и сном она сканом выгоняла паразитов вон, а потом брала клювом камень и плющила мерзких захватчиков.
Неизвестно, долго ли придется ждать и жить под каменной крышей. Джи за ней не придет, пока не решит, что она поняла свою ошибку, полностью признала вину и от всего сердца раскаялась. Он позовет, когда она будет нужна. Где-то на краю памяти промелькнуло голосом Джул: «Крошки! Твои Крошки!» Нет! Она — часть Джи! Он бережёт её, отпустил отдохнуть!